— Ваше высочество слишком добры, обращая внимание на гримасы Базена. Ну же, Базен, перестаньте намекать, будто с нашей родней что-то не так.
— Он считает ее слишком недоброй? — поспешно спросила принцесса.
— Вовсе нет, — возразила герцогиня. — Не знаю, кто сказал вашему высочеству, что у нее злой язычок. Напротив, это добрейшее существо, она отроду ни о ком не говорила плохо и никому не причинила никакого зла.
— Ах вот как, — успокоившись, произнесла принцесса Пармская, — я тоже ничего такого не замечала. Но я же знаю, как часто бывает трудно удержаться от злословия тому, кто наделен остроумием…
— Ну, этого добра у нее немного.
— Остроумия? Немного? — изумилась принцесса.
— Помилуйте, Ориана, — жалобным голосом перебил герцог, бросая налево и направо смеющиеся взгляды, — вы же слышали, как принцесса сказала, что она выдающаяся умница.
— А это не так?
— Во всяком случае, толстуха она выдающаяся.
— Не слушайте его, сударыня, он лукавит; она глупа, как гусссыыыня, — нараспев изрекла звучным, хриплым голосом герцогиня Германтская; в ней французской старины было побольше, чем в герцоге, если только он не прилагал к тому особых усилий, и нередко она этим щеголяла, но совсем в другом роде, не так, как ее муж, напускавший на себя томный вид и словно красовавшийся в кружевном жабо, а на самом деле гораздо тоньше: у нее иной раз прорезывался почти крестьянский выговор с восхитительным терпким деревенским привкусом. — Но это добрейшее существо в мире. И я даже не знаю, достаточно ли просто сказать, что она глупа. В жизни не встречала подобной особы, это уже какая-то патология, она блаженненькая, дурочка, «умственно отсталая», как в мелодрамах или «Арлезианке»[296]
. Когда она здесь, я всегда гадаю, не проснется ли в ней вдруг разум, это всегда немного страшно.Принцесса была в восторге от услышанных выражений, но вердикт поверг ее в оторопь.
— Она, как и г-жа д’Эпине, цитировала мне ваше словцо про маркиза Позу. Это было прелестно, — пролепетала она.
Герцог Германтский пересказал мне остроту. Мне хотелось ему сказать, что его брат, утверждавший, будто незнаком со мной, ждет меня нынче вечером в одиннадцать. Но я не спросил у Робера, можно ли рассказывать об этом свидании, и, поскольку то, что г-н де Шарлюс мне его чуть не навязал, противоречило тому, что он говорил герцогине, я рассудил, что тактичнее будет умолчать о нашей договоренности. — «Маркиз Поза — это неплохо, — сказал герцог, — но госпожа д’Эдикур, вероятно, не пересказала вам другое, еще более удачное словцо, которым ему ответила Ориана на днях, когда он пригласил ее на обед».
— Нет! Расскажите!
— Ну, Базен, замолчите, во-первых, это было глупо, принцесса подумает, что я дурочка почище моей простофили-кузины. И потом, не знаю, почему я ее называю кузиной. Это кузина Базена. Она мне родня, конечно, но очень дальняя.
Принцесса Пармская так и ахнула при мысли, что могла бы подумать, будто герцогиня Германтская — дурочка, и стала пылко уверять, что ничто не в силах поколебать восхищения, которое та у нее вызывает.
— И вообще, мы и так уже отказали ей в уме, а это мое выражение совершенно некстати наводит на мысль о том, что ей недостает доброты.
— Некстати! Недостает! Какое точное выражение мысли! — изрек герцог притворно ироническим тоном, а на деле приглашая восхищаться герцогиней.
— Полно, Базен, не издевайтесь над женой.
— Должен сказать вашему королевскому высочеству, — продолжал герцог, — что кузина Орианы превосходна, благородна, дородна, все что угодно, только вот… я бы сказал, что она не отличается щедростью.
— Да, знаю, она очень прижимиста, — перебила принцесса.
— Я бы не позволил себе так выразиться, но вы нашли точное слово. Это сказывается на ее домашнем укладе, особенно на кухне: готовят у нее превосходно, но экономно.
— Из-за этого выходят забавные сцены, — перебил г-н де Бреоте. — Я как-то раз заехал к Эдикур, мой дорогой Базен, когда там ожидали вас с Орианой. Приготовления шли самые пышные, как вдруг в середине дня лакей принес депешу, что вы не приедете.
— Это меня не удивляет, — вставила герцогиня: мало того, что ее нелегко было зазвать в гости, она еще и любила, чтобы об этом знали.
— Ваша кузина читает телеграмму, расстраивается, и тут же, не растерявшись, соображает, что не имеет смысла входить в излишние расходы ради такого незначительного господина, как я, и вот она зовет лакея: «Скажите повару отменить курицу», — кричит она. А вечером я слышал, как она спрашивала у дворецкого: «А остатки вчерашней говядины вы что, не подадите?»
— Впрочем, следует признать, кушанья у нее отменные, — произнес герцог, полагая, что это звучит совершенно как при старом режиме. — Не знаю дома, где бы готовили вкуснее.
— И меньше, — перебила герцогиня.
— Это очень полезно и вполне достаточно для такого серого деревенщины, как я, — возразил герцог. — Встаешь из-за стола слегка голодным.