Сторрам

Гаор вздохнул. Слишком много надо тут объяснять, а он чего-то уже уставать начал. Но… нет, надо через не могу, нельзя ему разлёживаться, не хочет он в «печку», пока та сволочь по земле ходит. Он ещё раз вздохнул и стал рассказывать, чтобы было попонятнее. Булан слушал, открыв рот, совсем как Тукман, и задавал с точки зрения Гаора немыслимо глупые вопросы, но он терпеливо отвечал. Что «Верх!» кричат, когда вражеские самолёты прилетают, и тогда надо прятаться в укрытие, прыгать в окоп, кювет, да любую яму, а нет – так просто ложись, где стоял, и молись, чтоб не накрыло, с самолётом пехоте не справиться. Что есть такая штука «вилка» – это когда стреляют по тебе сначала спереди, потом сзади, или справа и слева, а значит следующий уже точно в тебя. Что за танками идёт вражеская пехота и надо пропустить танки и, отсечь пехоту огнём, ну, выстрелами, что такое мины и…

Хлопнула дверь в коридор, и послышался шум сбегающих по лестнице людей.

– Во! Надо же! – удивился Булан, – обед уже. А ты интересно врёшь, Рыжий, заслушаешься.

– Это правда, – хмуро ответил Гаор.

И про себя добавил: не вся только. Что всей правды не воевавшим не расскажешь, он давно понял. Вроде ему говорили, чтоб на обед шёл со всеми. Гаор сел, откинул одеяло и стал искать свои штаны и рубашку. Штаны висели, где им и положено, в изножье, а вот рубашка была не его. А метка… метка его. Новую ему, что ли, дали? Ну да, ту он тогда порвал, это он помнит.

Он надел штаны, передохнул и надел рубашку, пуговицы были на месте, и он стал её застегивать. Пальцы дрожали от напряжения, и пуговицы плохо пролезали в петли.

– О, Рыжий! – окликали его пробегавшие мимо него в уборную и умывалку. – Никак с нами идёшь?!

– Да, – ответил Гаор и встал, подержался немного за стояк и по возможности твёрдо, стараясь не шататься, пошёл со всеми в столовую.

Супу ему, правда, налили другого, как тогда, после того избиения, и каша была пожиже, а кисель общий, и хлеба как всем дали, и молотил он, не отставая от других.

– Давай в спальню, – озабоченно сказал ему Старший после обеда, – увидят ещё на построении и работáть погонят.

Гаор понимающе кивнул и попытался поскорее укрыться в спальне. Эта попытка закончилась тем, что он успел добраться до койки и упасть на неё до появления в коридоре надзирателей и тут же потерял сознание. Потом ему сказали, что один из надзирателей всё-таки заглянул в спальню, но ты, Рыжий, совсем задохликом смотрелся, он и отстал.

Пришёл он в себя сравнительно быстро и сразу попытался встать. Удалось с первой попытки. Ну, давай, сержант, тебе на поправку всего два дня с половинкой осталось. Он наметил себе маршрут и пошёл от стояка к стояку, чтобы всегда было за что ухватиться. Пройдёт из конца в конец всю спальню, вернётся на койку, передохнёт и повторит. Давай, парень, шевели ногами, береги категорию.

– Рыжий, ты чего? – изумлённо уставился на него, войдя в спальню, Булан.

Он по обязанности дневального помогал мыть кастрюли из-под супа и каши, а потому получил добавку из остатков и сейчас ещё дожёвывал.

– Расхаживаюсь, – кратко ответил Гаор.

На лбу у него выступил пот, ноги подкашивались, но он упрямо продолжал идти, отрабатывая заданный самому себе урок.

– Ну, ты и того! – покачал головой Булан.

Гаор наконец дошёл до своей койки, тяжело сел, но всё-таки не упал и перевёл дыхание.

– Жить захочешь, так будешь даже этого, – ответил он не столько Булану, как на свои мысли.

Булан кивнул и сказал.

– Я ща по второй мыть буду, а то натоптали в обед. Ты полежи пока.

– Хорошо, – ответил Гаор, вытягиваясь на койке. – Это меня с Полошей койками поменяли?

– Ну да, – Булан принёс из умывалки ведро с водой, тряпку и принялся за работу, продолжая болтать. – Ты бился так, вот побоялись, что ты с верхней навернёшься. Рыжий, а на фронте в сам-деле так страшно, или это ты для интересу загибаешь?

Гаор коротко рассмеялся.

– Это я ещё не всю правду говорю, там страшнее.

– Рыжий, – Булан, сидя на корточках – он мыл в центральном проходе и оказался недалеко от Гаора, – поднял голову, и их глаза встретились. – Ежли это и впрямь так, ну, не по-людски, так на хрена это?

– Что это? – не понял Гаор.

– Ну, война. Тебя послушать, так одно убивство, а люди же жить должны. Зачем такое, Рыжий?

Гаор и сам, ещё на фронте, иногда задумывался об этом, но что ответить, ни тогда самому себе, ни теперь ждущему его слов Булану, не знал. За него это сделал другой. И самое страшное, что надзиратель. Когда тот вошёл в коридор и подошёл к спальне, они не заметили.

– Ах ты, задница волосатая, философствовать вздумал?!