Страх и сомнение

— Я видел много смертей, — согласился старик, — видел тех, кто сломался, видел тех, кто не поддавался. Видел тех, кто выбрал месть единственной целью и тех, кто простил обидчиков. Отождествляя себя со смертью сам становишься палачом и оправдания этому быть не может.

— В мире достаточно средств, чтобы прокормить каждого, — согласился Алберт, — достаточно ресурсов, чтобы освоить другие планеты и не биться за каждый кусок пищи. Но люди встраиваются, не желая выходить из системы.

— Наверное, рабство возникает в голове, а тело лишь подчиняется этому желанию, — предположил Дима, — но я вижу вокруг сильных духом, тех, кто не идёт на поводу у обстоятельств. И это вселяет надежду.

Курица приготовилась и каждый взял по кусочку.

— Самопожертвование как катарсис, — блаженно произнёс Альберт, — что может быть приятнее.

У старика выступили слёзы.

— Только потеряв всё, начинаешь ценить малое, — пробормотал он.

Все согласились. Еда была божественной.

Глава 70

Люди пишут, люди играют, люди поют. Для чего? Для денег, славы, величия? А может, думают, что талант, данный небесами? Да только какие небеса, всё просчитано давно и до малейшей запятой. Хорошо, звезда на час. Неужели на века не хочется. А если таланта не хватает, то зачем начинать? Зачем занимать место других, которые талантливее, или, хотя бы, напористее. Когда этот бесплодный бег получит шанс на финиш.

Дима и Альберт шли по аллее. Вот они, чернила и их промокашки. С одной стороны бездарности, но кто ходит на их концерты? Призраки оперы? Не реализованные ни в одной из областей. Бедняки, вынужденные ходить на кислые концерты. Слабые артисты, безвкусная публика. Потом подъём, «золотой век» и тот, кто в золотые века был звездой, не входит даже в состав запасных. Грустная правда, готовящая будущих бойцов во имя революции.

— А что удивительного? — сказал Альберт, — любое развитее культуры приводит к толерантности, которая, собственно, снижает иммунитет.

— Волны, — пробормотал Дима, — я получаю удовольствие от шума прибоя. Накатывающий гул, крики, а затем волны, смывающие хлам в море бытия. А куда деваться? Правительства замечают лишь то, что нужно. Ах, убили человека на демонстрации, королевская дочка сломала палец. А то, что геноцид идёт в трети мира, девочки считают манной небесной работать проститутками, только потому, что их не насилуют просто так, люди принимают наркотики, чтобы не сойти с ума от работы. Это никого не волнует. Хотя все всё знают. Но кто-то же должен крикнуть, чтобы люди обернулись. И для них это будто откровением. Циркачи поневоле. Так может, их место в клетках, а не на улицах.

— Плохие игроки общаются с плохими художниками, писателями, менеджерами и актёрами, создавая прослойку ненависти к окружающим. Меня не так поняли, мне не удалось, нас не взяли…

— Законы для бедных пишутся, давно известно, — сказал Дима, — а для тех, кто покруче мы созданы. Нам что миллион, что миллиард, всё равно. А они этого не понимают, потому и ломаются.

— Жаба переползает из одного болота в другое, а рыба никуда из озера не денется, — согласился Альберт.

— Жить в небесах и на земле за счастье. Только те, кто взлетают, приземляться не хотят. А всем придётся. И всегда.

— Получив малое, стремишься к большему, — Альберт достал часы, — и желание это не повернуть назад.

Вечером они сидели на знакомой поляне. Зелёная трава побагровела.

— Ноги подкашиваются от общения с ним, — Дима достал фляжку, — из нас однозначно не всё вытащили.

Возник красный дух. Взгляд его был пустым и холодным.

— Падшие достигли дна, — сказал он, — очищение неизбежно. Перенаселённый восток не терпит друг друга, нужен выход.

— Специально задумали, чтобы мужчин там рождалось больше, — сказал Дима, — в их армиях слишком много народа.

— Отбор необходим, — заметил дух, — стагнация недопустима.

— А какой смысл? — осмелел Альберт, — если всё скатывается к точке нуля.

— Они прозреют, — парировал дух, — а до этого мы будем обнулять систему до бесконечности.

— Прозрел ли кто-нибудь? — спросил Дима, — хотелось бы увидеть планету просветлённых.

— Такие места есть, — кивнул дух, — и они абстрагированы от окружающих. Они живут в пустоте, где нет понятия добра и зла. Там эмоции второстепенны. Вы ещё долго туда не попадёте. Решения принимаются душами вне зависимости от обстоятельств. И эмоции не помощники.

— Так может, всех загнать в кокон и закрыть проект? — спросил Альберт.

— Пустота и существование не одно и то же, — осадил дух, — вы научились летать и получили в помощники вечность. Если с вас снять обязанности, вы будете счастливы. Но вспомните, какой путь пришлось пройти до сегодняшнего сознания.

На поляне воцарилось молчание. Каждый вспомнил прошлые жизни, вспомнил и дух.