Берни вытягивает губы трубочкой, хватает поилку за носик, жадно пьет кипяченую воду. Вода немного на вкус горьковатая. От нее пахнет каким-то лекарством. Но даже такая влага нужна организму, и побольше воздуха и пищи. Берни давно не хочет есть… Он закрывает глаза от слабости, тихо стонет. Как все тяжелобольные, зовет свою мать:
- Мама, как больно! Мама, у меня горят внутренности. Зачем ты гонишь меня на улицу? Я ни в чем не виноват перед тобой, мама!..
- Подай ему утку, сестра! - снова громко приказывает мужской голос. - Ты что, сестричка, никогда не видела у мужчин этого приспособления? Отчего же ты застыла, точно соляной столб у ворот Содома, дорогая? Шевелись, сестра! Не одному Берни нужна твоя помощь, твои нежные ручки! Господи, да что же ты такая неповоротливая и стыдливая, сестра?
Оливия и Мэган возвращаются в монастырь. Блэк неторопливо трусит по городским улицам, самостоятельно выбирая дорогу. Мэган устало сложила руки на коленях и лишь иногда слегка подергивает поводья. Недовольная, она неприязненно посматривает на рыдающую рядом Оливию:
- Не понимаю, чего ты хотела от него. Когда доктор приказал тебе поставить Берни утку, ты словно сошла с ума!.. Ты не видела в каком он состоянии, Олив? Или рехнулась от несдерживаемого вожделения! Усмири свою похоть, девочка! У тебя был такой вид, будто ты готова запрыгнуть умирающему в постель с одной-единственной целью…
- Ты жестокая и циничная, Мэган. Но я понимаю тебя! Пойми и меня. Я люблю его, люблю! А он меня не узнает… И жалуется маме! И вспоминает какую-то Хелен…
- Я уже слышала это от тебя, Оливия, не один раз. И запомни, пожалуйста, теперь я для всех сестра Мэри… А ты не жестока? - Мэган не желала быть отчитанной взбалмошной девчонкой и решила поставить ее на место. - Мужчина без сознания, а она готова сама взобраться на него, да еще при таком количестве свидетелей! Твое желание было написано у тебя на лице. Ты вела себя, словно последняя уличная шлюха, готовая отдаваться за кусок хлеба. Ты бы слышала сальные шуточки выздоравливающих, Олив! Тебе не стыдно?
- Он так и не узнал меня, Мэган… Зачем ты меня стыдишь? Понимаешь, не узнал! Ты уже забыла, как сильно любила совсем недавно своего Сэмми?
Горе переполняет Оливию. Она снова и снова вспоминает худую шею Берни, грудь, руки, покрытые сыпью. Откуда только взялась эта напасть?!.. Берни Дуглас, ее любимый Берни лежит без сознания, в комнате, где когда-то стояла ее кровать, где Оливия провела несколько спокойных лет, поднимаясь рано утром и выходя в сад под яблони.
В это время года там всегда много яблок, но доктор сэр Гэбриэл Пойнсетт, которого она считала добродушным и щедрым человеком, строго-настрого запрещает больным собирать и есть спелые яблоки. Рано утром солнечные, почти прозрачные от ядреного кисло-сладкого сока плоды с газона собирают санитары и уносят на кухню, где повара готовят этому алчному джентльмену варенье на зиму и отжимают сок. А больных поят простой кипяченой водой! И постным бульоном!
- Это не просто тиф, Оливия, а брюшной тиф. Таким больным нельзя есть грубую пищу! - Мэган словно читает мысли Оливии.
Та удивленно смотрит на нее:
- Откуда ты знаешь, Мэган, о чем я сейчас думаю?
- Ты разговариваешь с собой, Оливия. Жалуешься кому-то на доктора!.. Не волнуйся. Тем, кто начинает выздоравливать, дают разбавленный сок с сахаром.
Оливия вздыхает, снова и снова повторяя:
- Он не узнал меня, Мэган! Не узнал! Неужели ты не понимаешь?
- Выздоровеет и сразу узнает. Что ты заладила одно и то же, Оливия? Твой дорогой Берни очень болен, детка. Доктор не разрешит забрать его на ранчо. У тебя есть деньги, Олив?
- Немного!.. Тебе нужны деньги, Мэган?
Мэган качает головой и с печалью смотрит на девушку.
- Скоро наступит зима, Олив! На ранчо почти не осталось продуктов. Необходимо закупить муку, оливковое и кукурузное масло, масло для ламп и фонарей, спички, соль и что-нибудь еще.
- Как можно думать сейчас об этом, Мэган?
- Нужно думать, Олив. Приди в себя немедленно. Ты можешь думать о чем-нибудь еще, кроме того, что Берни не схватил тебя в первый же миг и не завалил в постель рядом с собой, не подмял под себя? Опомнись!
Оливия, наконец, понимает, почему Мэган ведет себя так безжалостно и цинично. Она хочет привести в чувство ее, Оливию! Отрезвить! Заставить думать обо всем спокойно и рассудительно.
- Сестры, я к вам обращаюсь! - нетерпеливо окликает их знакомым голосом верховой, пристраиваясь рядом с повозкой.
- Рони! - Олив с удивлением смотрит на брата. - Почему ты здесь?
- Решил вернуться на ранчо, Оливия. В деревне не осталось ни единой живой души. Солдаты начали раздавать индейцам свои одеяла, когда некоторые части расформировали. Несколько девушек из деревни ходили к солдатам. Они и принесли в вигвамы эту болезнь. И умерли одними из первых…
- Мне искренне жаль, Рони Уолкотт. - Мэган с сочувствием смотрит в бесстрастное лицо индейца. - У тебя совсем не осталось родных, Рони?