Но вместо свечей мои пальцы наткнулись на бумагу. Я присел, чтобы заглянуть внутрь. Там, втиснутая сбоку, лежала перевязанная пачка, подаренная Би еще в те времена, когда она только училась писать. Я зажег свечу в подсвечнике и сел на пол. Я перелистал эту ее книгу. Рассматривал рисунки цветов, птиц, насекомых, аккуратные и точные. Лист открывался за листом, и вдруг появилась страничка с текстом. Не дневник ее снов, а рассказы о ее днях. Я медленно прочел их. Впервые я узнал, как она освободила связанный язык: она никогда не говорила об этом. Я прочитал о котенке и о их встрече, когда он вырос. Впервые я узнал об Волке-Отце и о том, как она потерялась в шпионском лабиринте в ту ночь, когда я отправился на встречу с Чейдом. Волк-отец? Ночной Волк или детское воображение? Нет, такое Уиту не подвластно. Затем я нашел описание того, как Лант стыдил и смеялся над ней перед другими детьми, и мое сердце запылало яростью.
Я перевернул страницу. Здесь она писала еще разборчивей. Она записала обещание, которое я ей дал. «Он сказал, что всегда будет на моей стороне. Права я буду или нет».
Тогда это и произошло. Опоздавшие на несколько недель, они ворвались в меня. Рвущая горло скорбь, не сдерживающая слез. Убийственная ярость. Жажда убийства. Я не мог ничего исправить, но я мог заставить кого-то заплатить за эту ошибку. Они украли ее у меня. Я не смог ее вернуть. Ее увезли, я ничего не смог сделать, и теперь она пропала, растерзанная на нити внутри Скилл-колонны. Они избили и ослепили Шута, разрушили его смелость, свели на нет его веселость. А что сделал я? Почти ничего. Где-то далеко они ели, пили, спали и вовсе не думали о тех ужасных ошибках, которые совершили.
Би верила в меня. Верила в утешение и смелость, прозвучавшие в моих словах в тот день. Как и Шут. Он пришел, замерзший, одинокий, сломленный, чтобы попросить меня о справедливости. Но справедливость моя слишком задержалась. Внезапная ярость и твердое решение отомстить за них пронзили меня жарче любой лихорадки. Мои слезы высохли.
Неттл ворвалась в мои мысли. Я ощутил ее замешательство и беспокойство. Должно быть, я опустил стены и не смог сдержать своих чувств. Принятое решение вырвалось на свободу.
Долгое время от нее ничего не было. Она так крепко укрылась, что я ощущал лишь слабое ее присутствие. Стала глухим звуком, который слышно в раковине, поднесенной к уху. Я ждал.
Снова молчание.
Вопрос про возвращение мы не затронули.
Екнуло сердце. «С тобой или без тебя», сказал он. Но он не ушел бы без меня? Ведь так? Он очень боялся. И очень устал ждать, когда же я начну что-то делать.