Когда Чейд тренировал меня, одно из его упражнений состояло в том, чтобы складывать кусочки чего-либо в единое целое. Начинал он с простого: ронял тарелку, и я должен был собрать ее, как мог. Потом все усложнялось. Тарелка падала, а я должен был смотреть на куски и мысленно собирать их. Потом мне показывали мешок, полный осколков или разрезанного жгута, и я должен был сложить из них целую вещь. Через некоторое время в мешке оказывалась не только сломанная вещь, но и случайные кусочки, будто принадлежащие этой вещи. Это упражнение обучало разум собирать частички фактов и случайных разговоров, и выстраивать их в единую картину.
И сейчас, собирая обрывки, мой мозг работал так, что я почти слышал, как скрипят осколки чайника, сцепляясь между собой. Слова курьера о рожденных ею детях, которых у нее забрали, сцепились с рассказом Шута о Слугах, создающих своих собственных Белых Пророках. Раса Белых с их даром предвидения давно исчезла из нашего мира, Шут рассказывал мне это, когда мы были еще мальчишками. Он утверждал, что Белые начали смешиваться с людьми, разбавляя свою кровь до того, что в детях уже не появлялись признаки Белых, и никто не следил за их родословной. И еще он добавил тогда, что все реже рождались дети, в которых просыпалось древнее наследие. Он был одним из таких, и ему повезло, что его родители знали, кем он был. И они знали о школе в Клерресе, где принимали таких детей и учили их записывать свои сны, проблески, видения будущего. Там были огромные библиотеки записанных предсказаний, и Слуги изучали их, чтобы узнать о грядущих событиях в мире. И когда он был совсем маленьким, родители отдали его Слугам, чтобы те научили его использовать таланты на благо всего человечества.
Но Слуги не поверили, что он истинный Белый Пророк. Об этом я знал мало. Он признался, что его долго держали в школе. Уже давно прошло время, когда он чувствовал, что должен уходить и менять события в мире, чтобы направить его на лучший путь. Я знал, что он убежал от них и сделал так, как считал нужным, чтобы стать тем, кем считал себя.
И теперь я понял темную сторону этого места. Я сам помогал Барричу отбирать собак и лошадей для улучшения породы, и знал, как это делается. Белая кобыла и белый жеребец не всегда могут дать белого жеребенка, но если у них получится, то сведя этого жеребенка с другой белой лошадью или с родным братом, скорее всего мы получим еще одного белого жеребенка. И поэтому, если бы король Шрюд пожелал, его гвардия пересела бы на белых лошадей. Баррич был мудрым коневодом и не допускал частое кровосмешение. Ему было бы стыдно, если бы из-за его небрежности родился искалеченный или уродливый жеребенок.
Я не знал, близка ли Слугам подобная мораль. Почему-то я в этом сомневался. Так что, если Слуги пожелают, они тоже смогут разводить детей с бледной кожей и бесцветными глазами Белых Пророков. А в некоторых из них может проснуться дар предвидения. Через этих детей Слуги получат возможность заглянуть в будущее и увидеть пути мира, зависящие от больших и малых событий. Шут считал, что они делали это несколько поколений подряд, возможно, еще до его рождения. Так что теперь у Слуг оказался огромный запас всевозможных вариантов будущего для изучения. Будущее будет изменяться и дальше, но теперь не на благо всего мира, а для удобства и благодати одних Слуг. Это было великолепно, и это было мерзко.
Мысли скользнули дальше.
— Как ты можешь бороться с людьми, которые способны предвидеть любой твой шаг?
— Ох, — голос его прозвучал почти довольно. — Ты быстро это понял. Я знал, что ты поймешь еще до того, как я закончу. И все же, Фитц, все немного не так. Они не видели моего возвращения. Почему? Почему они прибегли к таким крайним мерам, как пытки, чтобы выяснить, что я знаю? Потому что меня сделал ты, мой Изменяющий. Ты создал меня, существо вне любого будущего, которое кто-либо когда-либо видел. Я оставил тебя, потому что понимал, насколько мы сильны вместе. Я знал, что мы могли бы изменить мир, и боялся, что, не расстанься мы, закрой я глаза на будущее, — и мы породим ужасные вещи. Нечаянно, конечно, но от этого они станут лишь сильнее. Так что я оставил тебя, зная, что разрываю твое сердце так же, как разрывалось мое. И даже тогда не заметил, что мы уже все изменили.
Он поднял голову и повернул ко мне лицо.