Странствия Шута

Я придвинул стул, сел лицом к нему, так близко, что наши колени почти соприкасались. Я сосредоточился на нем и Скиллом, и Уитом. Первым я совершенно его не ощущал, мне уже встречались такие люди. Но внутри всех нас есть животные начала, и, даже если я плохо знал мальчика, мы оба любили Би. Так что я сделал то, что Баррич часто делал со мной: дал ощутить ему спокойствие и безопасность, чтобы он нюхом и всеми чувствами понял, что я здесь для того, чтобы защитить его, и ему ничто не угрожает. Я заставил расслабиться свое собственное тело и замедлил дыхание. Вскоре его плечи опустились. Бренди и Уит.

— Просто поговори со мной, — повторил я. Он медленно кивнул.

Он тщательно описывал день обычной работы в конюшнях, когда вернулся Лант с бинтами и мазями. Я жестом попросил писца посидеть молча. Он с удовольствием сделал это. Пока Персеверанс описывал свой обычный день и слезы о навсегда потерянном катились у него по щекам, я расстегнул его рубашку и осмотрел плечо. Повязку давно, не меняли, он вздрогнул, когда я тронул ее. Рана была безобразна. Стрела прошла сквозь плечо, но не так чисто, как я надеялся, но все обработали гораздо лучше, чем можно было ожидать по отношению к нищему бродяжке.

Я перенес поближе бальзамы и перевязки, и промыл вином рану с обеих сторон. Он стиснул зубы, когда я взялся за клочок рубашки, прилипший к ране. Я крепко сжал ткань и дернул ее. Потекла кровь. Он посмотрел на нее и побледнел еще больше.

— Продолжай говорить, — потребовал я, и он рассказал про человека с ослом, телегой и несколькими измученными щенками. Я кивнул и еще раз промыл его плечо вином.

Я начал накладывать мазь на рану, когда он перешел к тому, о чем я не знал: о позднем возвращении Ланта, Шан и Би. О том, как Лант увел Шан в дом и оставил Би в промерзшем заснеженном фургоне. Лант нахмурился, услышав рассказ мальчика, а когда тот перешел к тому, как дворецкий занес Би в дом, он встал и сухо заметил:

— Не представляю, почему вы слушаете мальчишку. Он либо безумный, либо умышленно все искажает. Я ничего не знаю ни о леди Шан, ни о ребенке по имени Би. Позовите дворецкого и посмотрите сами, что скажет Диксон об этой гнусной выдумке.

— Сядьте, — сквозь зубы ответил я.

Что бы там ни было с его головой, я еще мог простить ему то, что он не может вспомнить про Би и Шан, но как можно простить то, что он бросил моего ребенка на попечение конюшенного мальчика и дворецкого после того, как я попросил его позаботиться о моей дочери?

— Сидите очень тихо. И нет, вы не уйдете в свою комнату. Вы будете сидеть здесь, пока я не разрешу вам выйти.

— Вы разговариваете со мной так, потому что я бастард? Но моя кровь так же благородна, как и ваша, и…

— Сомневаюсь. Я принц Фитц Чивэл, которого вы хорошо знаете как сына Чивэла Видящего, и теперь официально признан короной. Так что сядь и замолчи.

Слишком мрачный момент для объявления моего нового пышного статуса. Он растерянно посмотрел на меня и сжал губы. Я вынул поясной нож и начал резать ленты для перевязки.

— Вы действительно он? Бастард, наделенный Уитом? — произнес Персеверанс, широко распахнув глаза.

— Да.

Следующие слова стали для меня полной неожиданностью. Дрожащая улыбка поползла по его заплаканному лицу.

— Он был прав. Нет, он знал! Мой дед говорил об этом, потому что знал вашего отца, и он говорил, что невозможно ошибиться, хоть разок увидев его. Мой отец с ним соглашался, но я думал, что только чтобы не спорить. Сэр, я горжусь тем, что служу вам, как и вся моя семья служила вашей семье несколько поколений. Здесь и сейчас я клянусь в верности вам и вашей дочери, принцессы Би. Навеки.

— Спасибо.

Что еще можно сказать, когда мальчик обещает свою жизнь и верность? Я спрятал в сердце бурю эмоций, которую разбудили его слова, и заговорил спокойно:

— Продолжай рассказывать, Персеверанс.

— Я вам не вру, сэр.

Предположение, что я могу решить иначе, ранило нежные чувства мальчика.

— Я знаю, что не врешь, — серьезно ответил я. — И сейчас мне нужна твоя помощь. Мне нужно узнать все, что знаешь ты, каждую мелочь. Продолжай рассказывать.

Я услышал о том, как на следующий день он пошел на уроки, где была и моя дочь. Он рассказал о своем разговоре с Би, как она поделилась с ним тем, что я сделал. Она гордилась мной. Гордилась. Слушая мальчика, я следил за Лантом. Он явно запутался в чувствах. Не начал ли он припоминать обрывки того дня, почти затертые самим присутствием Шан? Но как только Персеверанс начал говорить о звуках, услышанных ими и о том, что они увидели, писец снова начал качать головой. Я посмотрел на него, и он замер.