Страсть и бомба Лаврентия Берии

Поэтому сегодня Лаврентий решает не торопиться. Медленно, как только это возможно, он переходит к ласкам. Поцелуй и еще поцелуй. Целует грудь, живот. При этом чувствует, как его подруга начинает часто и тяжело дышать, ее тело расслабляется. Наконец он слышит, как она тихо шепчет ему на ухо: «Ну, иди же ко мне».

Его не надо звать дважды. Проходит минута, и его «нефритовый молот» уже в «темных воротах». Теперь главное для него — не «завершить процесс» преждевременно. И тут ему на помощь снова приходит мудрый китаец.

Чувствуя, что дело идет к этому, Лаврентий останавливается буквально у края пропасти, делает глубокий вдох. Желание ослабевает. Теперь он может продолжить. И так повторяется несколько раз.

Он уже не горячий, торопливый, как юнец, любовник. А мужчина, твердо знающий, чего он хочет и добивающийся этого. Он меняет ритм движений и глубину, то ныряя в «долину глубокой камеры», то касаясь «нефритовым стеблем долины зубцов водяного каштана».

Так в этой игре шли минуты за минутами. Лаврентий чувствовал, как постепенно набирает температуру этот прекрасный «самовар», как «закипает» его Татьяна. «Еще чуть-чуть! Еще пару минут!» — повторял он про себя, стараясь изо всех сил удержаться «на краю».

Он видел, что его тяжело дышащая партнерша «горит синим пламенем», и начал, как опытный возничий, поворачивать коня то влево, то вправо.

«Ну, все. Не удержусь! Не могу больше!» — бормотал он про себя, чувствуя, как быстро-быстро приближается к точке невозврата, и уже из последних сил продолжал «бешеную скачку». И в это мгновение каким-то звериным, нечеловеческим, задним умом ощутил, как что-то происходит внутри этого прекрасного женского тела.

— А-а-а! Мама! — яростно закричала его «жертва», содрогаясь в конвульсиях от какой-то блаженной энергии, которая словно взорвалась внутри ее.

Поняв наконец, что его мокрая от напряжения, горячая подруга наконец «улетела», Лаврентий, тоже мокрый, как мышь, наконец финишировал. И через десять секунд медленно и вяло сполз на простыню.

Потом они, обессилевшие, долго лежали на широкой кровати. От избытка ощущений по щекам ее текли слезы, и она благодарно улыбалась сквозь них. А из ее лепетания и сюсюканья он узнал, что такое случилось с ней впервые в жизни. При прощании Лаврентий Павлович был вознагражден долгим благодарственным поцелуем и званием «самого любимого».

Странное дело. Ее прощальная нежность сегодня не вызвала у него раздражения. Он понял, что, подарив этой красивой женщине восторг и наслаждение, он открыл и для себя в сексе что-то большее, чем просто физическую разрядку и ощущение плотского счастья. И с этой встречи у него появился новый интерес, его творческая натура получила новый импульс, новый путь познания. Познания через любовь!

В этом телесно-духовном блаженстве на какое-то время ушла, растворилась в небытии его неудача в разговоре с вождем, его тяжкая необходимость принимать жестокие решения и постоянно давящее чувство ответственности за все. И даже чувство вечного страха тоже ушло.

XIV

— Ну, что ты принес на рассмотрение сегодня? — вопросом встретил Берия своего руководителя секретариата, когда тот с толстенной кожаной папкой с оттиснутым на поверхности «иероглифом» «На подпись» зашел к нему в кабинет.

После удачной «командировки» Берия чувствовал во всем теле звенящую легкость, можно сказать, даже ту самую дзен-пустоту, которой страстно жаждут овладеть многие и многие посвященные и ищущие. Можно сказать и по-другому: Лаврентия Павловича «распирало».

Поэтому, увидев в проеме двери унылую физиономию Людвигова, ему как-то захотелось зарядить того своей озорной энергией. И он, не выдержав серьезного тона, сказал:

— Мне недавно рассказали такой чудный анекдот. Зацени. — И, не дожидаясь подобострастной улыбки секретаря, стал рассказывать юморную штучку: — Как-то в одной деревне решили мужики послать к Сталину ходока, ну как когда-то к Ильичу посылали, с вопросами: «Что такое пятилетка? Чего она нам дает? Чего нам ждать от нее?» Пришел ходок к Сталину. Спросил. А тот и говорит ему:

— Выгляни на улицу! Видишь, авто едет?

Мужик в ответ:

— Вижу!

— Так вот, в конце пятилетки они будут ехать одна за другой, одна за другой!

Потом подвел к другому окну кабинета. Показал на поле. И говорит:

— Видишь, в поле трактор пашет?

— Вижу!

— Ну так вот, к концу пятилетки они будут идти один за другим, один за другим и пахать. Понял?

— Понял! — сказал мужик. И уехал.

Вернулся в деревню. Собрал народ. Разъясняет политику партии. Показывает на улицу:

— Видите, мужики, нищий идет?

— Видим, батюшка!

— Вот, в конце пятилетки они будут идти один за другим, один за другим… Понятно теперь?

И, закончив анекдот, сам нарком, аппетитно показывая слегка кривоватые передние зубы, весело расхохотался. Отсмеялся, глянул на реакцию опасливо подхохатывающего Людвигова. Ему нравилось вот так вот смущать людей. Ставить их в неловкое положение. Это его забавляло. Помолчал. И уже серьезно сказал:

— Докладывай!