Пока мы с Пепой гуляем по парку «Кинта-де-ла-Фуэнте-дель-Берро», за несколько метров до памятника Беккеру у меня зарождается подозрение: а вдруг Хромого попросту обманули? А вдруг в двух пакетиках, привезенных из Мексики, находится обычная соль, или рафинированный сахар, или какое-нибудь другое вполне безобидное вещество? Рассеять сомнения можно одним-единственным способом – надо порошок испытать. Ничего иного мне в голову не приходит. «Ну а ты, Беккер, как думаешь?» Поэт не отвечает и по-прежнему молча стоит на своем пьедестале. А я прекрасно представляю себе наши с Хромым дурацкие рожи, когда в последний июльский вечер мы с ним принимаем якобы цианистый калий и вдруг обнаруживаем, что ожидаемого эффекта он не произвел. На лицах Беккера и трех сопровождающих его каменных персонажей я замечаю легкий, совсем легкий, знак одобрения или, пожалуй, понимания, после того как шепотом сообщаю им, что не вижу другого выхода, кроме как дать небольшую часть порошка какому-нибудь живому существу. Кто послужит мне подопытным кроликом? В качестве первого кандидата мне на ум приходит Хромой, следом за ним – Амалия, потом – теща, сын, директриса школы… И даже мама.
Я долго взвешиваю все «за» и «против», перебирая возможных и вынужденных участников эксперимента, и в конце концов решаю попробовать яд на Пепе. Это будет, во-первых, удобно, так как не придется никуда выходить из дому, а во-вторых, собака не сможет донести на меня в полицию. И я сразу представляю себе, как достаю из холодильника сыр «Тетилья», отрезаю кусочек, ножом делаю в нем углубление, надеваю резиновые перчатки и засыпаю в щель чуть-чуть порошка. Именно так я поступаю всякий раз, когда надо дать собаке лекарство от паразитов, которое периодически прописывает ветеринар. Сперва обманываю ее кусочками сыра, и она жадно их сжирает. Подкидываю сыр в воздух, Пепа ловит его и тотчас проглатывает, не успевая распробовать. Завоевав ее доверие, я наконец даю ей сыр с цианистым калием, она в мгновение ока хватает его, но то ли нюх, то ли небо, то ли инстинкт посылают ей нужный сигнал, и Пепа ядовитый сыр выплевывает. Так повторяется несколько раз. Наконец терпение мое иссякает. Тогда я силой разжимаю ей челюсти и заставляю проглотить яд. Она почти сразу же теряет равновесие, падает и умирает с открытыми глазами. А я опять приклеиваю пакетик с порошком к обратной стороне отцовской фотографии. Мне очень хочется немедленно позвонить Хромому и сообщить, что он купил качественный товар.
Поздним утром Никита является за подарком. Он явно не выспался, вид у него помятый и вялый, и я решаю подшутить над ним:
– Как, разве сегодня День волхвов? Надо же, а я совсем забыл.
Ему не до шуток, он даже забыл обнять отца при встрече. Сегодня его голова кажется мне слишком маленькой по сравнению с телом, но, возможно, я стал жертвой оптического обмана. Обычно у меня складывается противоположное впечатление: я воображаю, как бедный парень живет с огромной головой на тощих плечах, которые с трудом ее удерживают.
В качестве подарка Никита вручает мне аптечный пакет с какой-то мелочью, потом, не дожидаясь моей реакции и пропуская мимо ушей слова благодарности, спешит в гостиную, где, как предполагается, волхвы дружно решили оставить ему что-то неожиданное. Он обегает взглядом комнату, но не обращает никакого внимания на Пепу, которая напрасно ждет от него ласки. Скорее всего, Никита надеется увидеть целое сооружение вроде того, что обычно готовит ему мать, – из обернутых в цветную бумагу коробок, обвязанных красивыми лентами с бантом, и к каждой пришпилена записка с изъявлениями материнской любви. Но сын уже усвоил, что у меня отсутствует вкус к подарочным ритуалам. Я знать не знаю, что ему нравится и что ему хочется получить, как не знаю размеров его одежды. Мало того, мне это безразлично. Я предпочитаю действовать наверняка – дарить ему живые деньги, и пусть потом сам покупает себе, что считает нужным.
Между делом он с простодушной бравадой велит мне не спрашивать, что ему принесли волхвы в материнском доме. Разумеется, это она посоветовала ему помалкивать. Но не проходит и пяти минут, как Никита по собственному почину перечисляет все, что получил от Амалии. Много качественных и дорогих вещей. Где же они? По дороге ко мне он зашел в свое обиталище и оставил подарки там. Догадываюсь, что неслыханная щедрость Амалии объясняется в первую очередь желанием выставить меня в неприглядном свете, то есть в роли жадного отца, который не испытывает к их общему сыну даже половины материнской любви. Неужели парень это понимает и ловко использует, чтобы давить на меня? Должен признать, что в таком случае он своей цели добился. Я собирался дать Никите двести евро, но, узнав про подарки матери, решил отстегнуть четыреста плюс сто, которые каждый год в эти числа вручаю ему от имени бабушки по случаю его дня рождения. Он прячет деньги и тут же бьет меня кулаком в бок – это его манера выразить благодарность.