Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

5. Ономастикон комедий характеризовался значимыми, «говорящими» именами, прежде всего искусственно созданными фамилиями (Бульбулькин, Кривосудов, Паролькин, Прямиков, Хватайко <В. В. Капнист, «Ябеда»>). Эта традиция фамилиетворчества перешла в комедию XIX в. (Грибоедов, Островский и др.).

6. Традиция торжественной похвальной оды, естественно, нуждалась прежде всего в именах императоров и императриц (Анна, Екатерина, Елисавета, Павел, Петр), а также в именах героев русской воинской славы (Потемкин, Румянцев, Суворов).

7. По словам Кантемира, авторы сатир обычно отдавали предпочтение «вымышленным именам» (Критон, Лука, Медор, Силван), что, впрочем, далеко не всегда соответствовало реальности, вторгавшейся в этот жанр из жизни (в комментариях того же Кантемира Егором назван известный во времена сатирика сапожник, а

Рексом – портной).

8. Эклоги, элегии, идиллии заполнялись выдуманными сентиментальными именами, иногда – значимыми («Дориза от себя Дамона посылала»; «Клариса некогда с Милизой тут гуляла»; «Селинте Палемон

меня предпочитает» <А. П. Сумароков>; «Не сожигай меня, Пламида», «Приди ко мне, Пленира»; «О ты, Люсинька, любезна!» <Г. Р. Державин>).

9. Реальные имена (друзей, знакомых, родственников, современников) или их инициалы с указанием рода занятий встречаются в заглавиях стихотворений на смерть, рождение, в посланиях, поздравлениях и пр. («На смерть сестры авторовой Е. П. Бутурлиной», «Стихи Ивану Афанасьевичу Дмитревскому», «Стихи г. хирургу

Вульфу», «Цидулка к детям покойного профессора Крашенинникова», «Письмо ко князю Александру Михайловичу Голицыну» <А. П. Сумароков>).

10. Масштабный корпус имен дают романы (переводные, переработанные и оригинальные), «расплодившиеся» во 2‐й половине века. При наличии запутанной фабулы и многочисленности персонажей имена присваивались всем участникам действия, даже второстепенным и третьестепенным. Приведем, например, именник романа П. Захарьина «Приключения Клеандра, храброго царевича Лакедемонского, и Ниотильды, королевы Фракийской» (1‐е изд. – М., 1788): Аванизий, Агерон, Алвинизий, Алмий, Антипатила, Армелина, Арфимир, Аханиза, Галмилуд, Диана, Илиодор, Иракл, Исмин, Карон, Клавдивир, Клавидий, Кладивир, Клеандр, Клор, Ниотильд, Нира, Орфимир, Рамирр, Селифокл, Тиграна, Филомен, Хорибда, Якинф.

11. Дорога к литературному именнику XIX в. в значительной мере была проложена сентиментальными повестями, и прежде всего – повестями Карамзина, включавшими имена канонические (Алексей, Евгений, Лиза, Наталья, Юлия), которые получили в русской прозе широкое распространение. Литература XIX в. существенно изменила предшествовавший ей ономастикон, свидетельством чему является традиция русского реалистического романа.

«ПРИ МЫСЛИ О CВЕТЛАНЕ…»

БАЛЛАДА В. А. ЖУКОВСКОГО В ОБЩЕСТВЕННОМ И ЛИТЕРАТУРНОМ ОБИХОДЕ[1518]

Антропонимический взрыв, который произошел в России после 1917 г., значительно увеличил количество употребительных имен за счет различного рода экзотики – иностранных, выдуманных, древнерусских и псевдодревнерусских имен[1519]. Наряду с Германами, Роальдами, Коминтернами и Гертрудами (Герой Труда) рождаются Рюрики, Русланы и Светланы. Большинство имен, появившихся в результате антропонимического эксперимента 1920–1930‐х годов, вскоре вышло из употребления, с некоторыми из них общество, притерпевшись, более или менее свыклось, и лишь несколько со временем стали восприниматься как вполне ординарные русские имена. Среди последних, принятых и вполне освоенных, особое место принадлежит Светлане[1520]. Более того, это имя послужило моделью для ряда модных имен последних десятилетий, таких как Снежана, Милана, Элана и пр. Известный специалист по русской антропонимике В. А. Никонов писал, что Светлана «еще ждет исследователей»[1521]. Узкий на первый взгляд антропонимический вопрос о происхождении и судьбе этого имени оказался исключительно сложным. Выяснение его истории затрудняют многочисленные аспекты литературного, исторического, культурного и бытового характера.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика