«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

Сколько еще мы будем здесь, не знаю. На днях ждем Татьяну Филаретовну[1776], она скажет. Но уезжать не тянет. Я здесь удивительно хорошо себя чувствую, и со старушками все ладно тоже.

Всего хорошего, Юрий Михайлович, привет Вашим мальчишкам[1777]. Как идут их плавательные дела[1778]?

Душечкина Е.14.VII.64

[P. S.] А имена тут какие! Вот в соседней семье шестеро сыновей – от четырнадцати до двух дет: Макарий, Назарий, Парфений, Василий, Иван и Николай. И отец у них – Лавр.

<ОБ АВГУСТОВСКИХ СОБЫТИЯХ 1968 ГОДА[1779]>

В июле 1968 года мы с Анн[1780] были в Москве. Жили у Октябрины и у Инкá[1781]

. Вдруг однажды со мной связалась (как? телефона не было, не помню) Лена Семека и пригласила меня к себе в гости, не сказав зачем. Я пришла – довольно большая комната в коммунальной квартире, показавшаяся мне очень научно-изысканной. На столе помню портрет Эйзенштейна. Ну и книги, разумеется. Лена стала говорить о том, что в этом году закончил школу очень умный мальчик Саня Даниэль, собирается быть физиком, но поступать в Москве бессмысленно, и что вот решили попробовать подать документы в Тарту, на физфак, разумеется. Не могла бы я проследить, обласкать и пр. Я, конечно, обещала[1782].

И вот в начале августа приехал Саня. Где он жил, я не помню. Наверное, в общежитии. Я тогда жила на Крейцвальди одна, Ирка с Санькой Рейфманом[1783] путешествовали по югу. В это время в Тарту еще жил у Лотманов Саня Фейнберг. А Анн была в тот год в приемной комиссии. И мы все стали вчетвером дружить – болтаться по Тарту. Помню, как подавали Санины[1784] документы в приемную комиссию. Это было в аудитории 191, кажется, второй этаж налево[1785]. Там, где сейчас висит портрет Лотмана работы Юри Аррака[1786]

. Я видела, как Саня заполнял документы и на вопрос об отце написал, что заключенный такой-то и там-то и там-то[1787]. Уже после этого, как мне казалось, можно было ожидать какой-то реакции. Но документы приняли (думаю, по растяпству – не прочитали до конца), и на протяжении всех двух недель экзаменов никто на это ни разу не обратил внимание. Мы очень волновались перед первой оценкой. Но пошли пятерки за пятерками (или, если не ошибаюсь была все-таки одна четверка).

Жили мы очень весело и интересно. Сани подружились, вечно спорили и иронизировали друг над другом. Ходили бесконечно по Тарту, гуляли, и вообще было чудесно. Экзамены были сданы. После экзаменов Саня уехал в Москву. Ответ ожидался 20 августа. Мы с Анн пришли смотреть вывешенные листы. И увидели, что список принятых физиков с 25 сокращен до 8 (кажется, все-таки не до 9) человек[1788]. Как раз остановлен перед Саней. Мы бросились обо всем узнавать. В приемной комиссии сказали, что в ходе экзаменов просто неожиданно для самого университета сократили группу. Якобы таково было указание из Таллинна. Больше ничего не объясняли. Тут мы вызвали Саню из Москвы, и 21‐го августа он приехал в Тарту. Мы надеялись что-то еще предпринимать. Помню, что сразу по его приезде 21‐го мы (видимо, тоже всей компанией, но в этот момент я помню только одного Саню) были (курили?) в чердачном помещении, что перед семинаркой (откуда наверх идет витая чугунная лестница).

Кто и как сообщил о введении войск, не помню. Но отчетливо помню резкий такой жест Сани, такой как бы закрут всем телом и отчаянный взмах рукой. Видимо, что-то сказал, но слов не помню. Он, кажется, сразу же рванулся ехать в Москву. Видимо, мы его отговаривали и уговорили (это могла быть моя идея или совместная с Анн – получить совет у Лотманов – а у кого еще? – хотя вообще-то уже ни на что особенно не надеялись). И мы с Саней поехали в Ригу ночным поездом, а затем в Саулкрасты[1789]. Мы провели у Лотманов несколько часов, понятно было, что Ю. М.[1790] понимал, что ничего уже сделать нельзя. Может быть, совет сходить к Клементу[1791]

был его, хотя что мог сделать Клемент? В тот же день вернулись. То есть 24‐го были в Тарту.

Саня рвался в Москву. Он как будто бы ожидал, что там может что-то произойти. И, конечно, пошел бы со всеми[1792]. Какой был замечательный мальчик! Как он мне нравился. Сожалею, что так мы и потерялись потом и только изредка встречались. И вот в эти дни за нами, за всей нашей компанией, стал ездить газик. Куда мы, туда и они. Если мы гуляли по Тооме[1793], то газик останавливался, оттуда выходили девушки в одинаковых болоньях и прогуливались неподалеку. Стоял газик у дома на Крейцвальди[1794], и у Габовского[1795]… Как потом Саня уехал и о его встрече с Клементом, не помню. Что касается всего этого случая, я думаю, что в приемной комиссии просто пропустили этот факт в Саниных документах, недоглядели и дали сдать все экзамены. А потом вдруг обнаружили и стали действовать, как умели.

Вот, кажется, и все. Саня не успел на демонстрацию. Думаю, что Лариса[1796] сама как-то притормозила его возвращение в Москву. Но, может быть, и ошибаюсь.