«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

И утром – грязища, октябрь, мы в чулках, сапог почему-то не было, все забрызгались, я не могла найти аудиторию, целый час искала, измученная, наконец нашла только к перерыву – в спортивном здании. Поднялась на третий этаж. Открывается дверь – выходит Игорь Аполлониевич Чернов и – с усиками – Юрмих[1760]. Игорь стал расшаркиваться: «Вот Лена Душечкина, она чемпион Эстонии по плаванью». В общем, он болтал, болтал – а там была ужасная любовь и уважение: Игорь был первым студентом, который попал к Лотману, его любимый студент. Это был третий курс – я поступила на третий курс. И, в общем, он стал меня описывать – так и сяк, чемпион Эстонии по плаванью[1761]. А Юрмих говорит: «Игорек, подождите! Раз вы учились, то сколько курсов закончили? А какие предметы вы слушали?» Ну, такие-то, такие-то. «А кто вам читал античную литературу?» – «Ну это же заочное отделение, мы практически не ходили!» – говорю я наивно. Юрмих говорит: «Ну как же, и на заочном отделении…» В общем, сразу я села в какую-то лужу. Тут, к счастью, кончилась перемена, я села, и началась лекция «Пушкин – Южная ссылка». Ну и все. Я застряла. Началась новая эпоха в моей жизни.

Русификация произошла как раз перед этим – в 61‐м году, по-моему. И в 62‐м русскую группу, конечно, не набрали, а мест-то много! И вскоре Борис Федорович Егоров – молодой, красивый, бровастый, чудесный – переехал в Ленинград, и здесь тоже очень хорошо работал, но был все годы очень тесно связан с Тарту, сыграл очень большую роль в издании сборников. Борфед[1762] – это очень важная личность для Тарту. И вот тогда Борфед поехал в Ленинградский университет и начал набирать студентов: «Вы не поступили?» – спрашивал он мальчиков (ну не знаю, как это протекало). Короче, он набрал там замечательных мальчиков: шестнадцатилетнего Сеню Рогинского, который поступал на португальское, если я не ошибаюсь, Леню Миндлина, Светлана Семененко – он был старше нас, и тоже проучившись где-то на физике, поступал и не прошел на филфак. Миша Билинкис поступил сюда, потому что здесь его отец[1763] работал одно время, поэтому он понимал, что лучше в Умани ему не учиться, а лучше поехать в Тарту. Поэтому там набралась куча интересных мальчиков – и девочек тоже. Но это все была мелюзга. Я сразу стала старше всех – ну, кроме Светлана и некоторых других, но таких было очень мало. Всем остальным было по 16–17 лет. И кроме того, я была как бы сразу серьезная, всюду ходила с сумкой, все время все записывала, ходила на лекции пропущенные.

Первый год так вышло, что я осталась в Зарином очень хорошем Блоковском семинаре – это 1962–1963 год, пишется работа «Блок и Мережковский»[1764]

. Еще были живы все эти дамы блоковские[1765]. Зара была очень активна: они приезжали, они выступали, девочки к ним посылались. Писались работы – ерундовые работы, но все это собиралось. А у меня из‐за того, что я пошла на третий курс, вышли разночтения – это было тяжело. Надо было сразу идти на второй, но, с другой стороны, надо было идти на третий, по разным причинам. Там был и спецкурс по Блоку: «Стихи о Прекрасной Даме» – все пять циклов. Сдавали зачет так: такая-то строчка – цитировала Зара – из какого цикла? И мы должны были сказать, из какого цикла строчка, и показать, что между вторым циклом и первым произошли такие-то изменения в сознании Блока. За первый год мы «Распутья»[1766] прошли – все-таки до «Города»

[1767] дошли. Анализировали стихотворения. У Зары вначале у меня было два хвоста, и она сказала: «Давайте мы сделаем библиографию всех годов „Нового мира“ – полную библиографию». Ну я начала делать эту библиографию, но это было сумасшествие. А вторую работу я написала очень хорошую: «Природа в раннем творчестве Маяковского». – «А кем вы хотите заниматься?» – «Ранним Маяковским», – сказала я смело: не поздним, а ранним! «Послушайте! Ведь если звезды зажигают» и пр. Ну, она говорит: «Хорошо. Ну возьмите тему природы», – а тут и руссоизм, и то, и се, и я написала работу. А защиты – какие были защиты курсовых – за каждый год! Как мы волновались перед этими защитами! У меня Адамс оппонировал – он проверил все! Приходил Юрмих – весна, май – в светлом костюме, и все руководители. Оппонировали студенты плюс преподаватели. Короче, я тогда получила пятерку, хотя у меня Адамс всех блох выловил.

Зара, видимо, была огорчена, когда я ушла к Юрмиху. Хотя семинары лучше всего были у Зары. У Юрмиха семинары не получались. Но – тут начинается семиотика, вторичные моделирующие системы. Я же все время была на передовой. Я увидела, что уже прошла одна конференция в Москве[1768], вышел сборник – тезисы по вторичным моделирующим системам[1769]

, но она называлась как-то иначе, и потом вторая – настоящая большая книжка[1770].

<ПИСЬМО Ю. М. ЛОТМАНУ>

(20 июля 1964 г.)[1771]

Дорогой Юрий Михайлович!