Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

– Сообщите моим офицерам, при каких обстоятельствах произошла ваша встреча.

– Я возвращался в Ниен, ничего не зная о том, что московиты напали на владения моего короля, – вкрадчивым тоном начал рассказ новоявленный шведёныш. – Неожиданно меня по-русски окликнул казачий разъезд – и вскоре, обобранный до нитки, со связанными руками, я бежал за конём своего обидчика в русский лагерь. Там я назвался русским дворянином и через некоторое время был отведён к воеводе Петру Потёмкину. Таких как я, состоятельных, перед ним собралась целая толпа, причём многие ещё не утратили свои приличные одежды. Как оказалось, даже зажиточные православные и чухна бегут к русским, бросая хозяйства…

– Которые мы передадим верным Короне немцам, а может быть, даже финнам и карелам, – перебил его барон Горн. – Продолжайте.

– Воевода московитов Потёмкин – человек, надо отметить, внушительных размеров и, видимо, физически очень сильный, сидел на раскладном кресле у костра и читал какую-то бумагу. А по правую руку от него стоял вот этот шпион, – Лобухин ткнул пальцем в сторону Василия.

У подростка внутри всё похолодело. Он прекрасно помнил тот вечер, костёр, перебежчиков. А вот Лобухина-то он тогда в толпе не разглядел. И разговора с ним Потёмкина не услышал – воевода услал прибрать только что прочитанную важную бумагу в походный сундучок.

– Этот попович был одет как русский дворянин, в красный тонкого сукна кафтан, синие штаны, зелёные козловые сапожки…

– Дальше и по делу! – подстегнул доносчика нетерпеливым окриком губернатор.

– Потёмкин, дочитав бумагу, передал её этому шпиону, и Свечин отошёл – наверное, понёс бумагу в их походную канцелярию. А меня, как единственного в толпе дворянина, представили воеводе. Ожидая аудиенции, я много чего наслушался и складно рассказал, что шёл к своим, а меня ограбили и связали. Потёмкин страшно рассердился, велел тотчас вернуть мне всё отобранное и предложил записаться в его отряд. Я согласился, получил назад свои деньги и вещи. Меня накормили, указали, где ночевать, сказав, что утром воевода найдёт мне службу. Я поблагодарил – и, так как за мной уже никто не следил, ночью сбежал. Вот и всё.

– Так что, ритмейстер Берониус, к вам явился самый настоящий русский шпион, – расставил точки над i вступивший в беседу Карл Мёрнер. – А я ведь знал твоего покойного отца. Достойный был человек. Зачем тебе было шпионить? Ради денег? Но имея такого покровителя, как королевский офицер, ты мог неплохо устроиться в жизни.

– Это правда, Базиль? – не удержался старый рубака. В глазах его заблестели никем и никогда не виданные самые настоящие слёзы. – Этот русский доносчик тебя опознал, но я не верю… Этот пьяница спутал тебя с кем-то! Его слова не стоят и медного талера! Позвольте, гере генерал-губернатор, я лично его допрошу!

Жёлтые язычки заметались над столешницей, заплясали тени на стене.

– Нет! Это был он! – истошно завопил Лобухин, совсем не желая попадать в сильные руки приятеля поповича. – Его родитель поп Иоанн крестил меня, когда я был младенцем! Я и Васку помню несмышлёнышем!

Ритмейстер повернулся к Свечину:

– Базиль? Этот русский… он лжёт?

– Нет, гере Якоб, – печально ответил попович. – Отпираться не стоит. Только он не русский. Русский – тот, кто говорит по-русски, ходит в православную церковь и радеет за своё Отечество. Так меня отец учил. А его – дед, деда – прадед, и так дальше. Этот же дворянин – перекати-поле. Чтоб свою деревеньку не потерять – в кирку побежал, за ересью лютераньской. И ежели случится ему попасть в туреччину – не моргнув глазом обесерменится, как недавно обесерменился самозванец Анкудинка в Константинополе. Помните, он ещё скрывался в шведских землях? Но всё равно попал на плаху в Москве! И этот плохо кончит! Я же – да, пришёл сосчитать пушки, на которые раньше, увы, не обращал внимания, внимательно рассмотреть шанцы, чтобы подробно рассказать воеводе. Вы то хитростью, то силой захватили наши земли – пришла пора их вернуть.

Ритмейстер в отчаянии обхватил голову руками:

– Молчи, молчи, Базиль!

Его тень на стене стала неожиданно круглой, как шар.

– Нет, пускай продолжает! Уж не ты ли это сделаешь? – зло бросил подростку Киннемонд.

– Не я. Мне, видимо, пришла пора умирать. Сейчас ты, барон, не думаешь, что будешь вечно гореть в аду, как еретик и душегубец! Я прокляну тебя перед казнью! – повернулся к Горну подросток, и свечи вытянулись в сторону барона, словно желали начать предсказанное. Губернатор невольно вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

А пленник продолжал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза