Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

– Кабы могли, сами б их придушили, – резонно заметил урядник.

– С одним судном, верю, управимся, а ну как за ним ещё будут? – вдруг засомневался Потёмкин.

– Грю ж, мово секрета да «змейки» для них не хватит, – обнажил в улыбке ровные белые зубы пушкарь. – Хитрость нужна. Дозволь с атаманом перемолвить.

– Дозволяю. Но после Ниеншанца, – решил воевода. – Наш секрет – на самый край!

– Как прикажешь, по мне так он для ровного места хорош, но я ещё прикину, – слегка поклонился Емельян и, не мешкая, вернулся к своему коробу.

Освобождение

Василия даже не били – просто связали по приказу коменданта по рукам и ногам и заперли. Да не в тюрьме, а в амбаре – куда он за несколько часов денется! – приставив, впрочем, для порядка к двери мушкетёра.

– Ваших попов у нас нет, так что молись с удвоенным усердием, тебя повесят без присутствия священника, – грубо пошутил солдат, поворачивая ключ в массивном навесном замке.

Паренёк поёрзал, пробуя ослабить верёвки, но с досадой убедился: шведы и к такой малости подошли с обычной своей основательностью – о том, чтобы освободиться самому, не было и речи.

«А может, Берониус поможет?» – подумал Свечин.

Он достаточно хорошо знал старика и, конечно, прекрасно понимал, что служака-рейтар не нарушил бы присягу даже ради родного отца, но… искра надежды всё ещё не угасала.

…А Якоб Берониус мерил шагами свою небольшую комнату и думал, что он может сделать для своего юного друга. Конечно, о побеге не могло быть и речи – у войны суровые законы, Базиль оказался русским лазутчиком и должен быть казнён, но… Ритмейстер не мог допустить, чтобы утром на его глазах на шее мальчугана затянул петлю какой-либо добровольный палач из солдат – рейтары на такое не согласятся, а шведский палач находился в Нотебурге.

Ближе к полуночи офицер придумал, как выйти из ситуации.

– Я помогу тебе, Базиль! Ты просто заснёшь и ничего не почувствуешь, – пробормотал под нос старый воин и бросился к своему маленькому сундучку. На самом дне, под бумагами на родовое поместье, которое ритмейстер надеялся после отставки вновь обустроить, рядом с пустой бронзовой чернильницей и подаренными монахинями чётками он отыскал маленький стеклянный пузырёк, аккуратно завёрнутый в плотную ткань. Это был яд, который Берониус давным-давно перед одним из сражений купил у старухи-маркитантки, слывшей в их армии ловкой отравительницей. Ритмейстер собирался выпить его, если получит одну из тех тяжёлых ран, от которых у солдат начиналась гангрена и они умирали в жутких мучениях.

Но все эти годы пули и шпаги оставляли на нём лишь шрамы, так что рейтар совсем позабыл о смертельном зелье. И вот теперь оно пригодилось! У старого служаки было в запасе несколько бутылок хорошего рейнского вина. Достав одну, привычным движением Берониус откупорил бутылку, потом осторожно вытащил пробку из пузырька и, прищурившись, аккуратно добавил яд в вино. Бережно запечатав пузырёк – а вдруг и запах из него убивает? – ритмейстер повертел его в руках, не придумав сразу, куда подевать, убрал обратно и занялся бутылкой. Вновь закупорив, он встряхнул её, чтобы жидкости перемешались как следует, и поставил на стол. Облачившись в своё офицерское платье и надев перевязь со шпагой, заткнув сзади за пояс кинжал, ветеран прихватил свой прощальный подарок и направился к амбару, в котором был заключён Базиль.

Свечин было задремал, но громкие голоса двух шведов разбудили бы и спавшего более крепким сном человека. Зная язык, он с радостью понял, что пришёл избавитель:

– Отопри, да поживее! – скомандовал мушкетёру Берониус.

– Не могу, гере ритмейстер! Должен быть приказ коменданта! – упёрся охранник.

– Идиот, я только дам ему выпить немного вина, чтобы завтра легче было умирать. Выполню последнюю волю осуждённого! – старик помахал бутылкой перед носом солдата.

– Да, пьяным умирать легче, но… – завёл было свою песню швед.

– Молчать! Отвечать только на мои вопросы! – строго приказал офицер, решив сыграть на привычке отлично вымуштрованных шведских солдат к дисциплине.

– Слушаюсь! – испуганно гаркнул мушкетёр и вытянулся в струнку.

– Кто может отдать тебе приказ отпереть эту дверь? – задал вопрос Берониус.

– Гере комендант Ниеншанца подполковник Томас Киннемонд! – отчеканил сторож.

– Он спит, значит отсутствует, следовательно – кто его замещает, тупая твоя голова?

– Старший из офицеров! – без запинки отрапортовал мушкетёр.

– А кто после подполковника здесь старший из офицеров пехоты и кавалерии? – безжалостным тоном продолжал допрос Берониус.

– Вы, гере ритмейстер Якоб Берониус!

– Так в чём же дело?

– Теперь понял, извините!

– То-то! Пошевеливайся!

– Слушаюсь! – сторож достал ключ и, довольно быстро сняв замок, распахнул дверь. – Прошу вас, гере ритмейстер.

– Останься снаружи, – приказал Берониус, запалив свечу и проходя к лежавшему у самого входа Василию.

– Здравствуйте, гере Якоб, – поприветствовал его Свечин.

– Ах, Базиль, Базиль, что ты наделал! – присел рядом с ним Берониус. – И я даже не смогу тебя защитить. Ты должен умереть! Таковы суровые законы войны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза