Струги на Неве. Город и его великие люди

– Ну-у? – чуть не хором изумились родичи.

– А мне евонный иподиакон сказывал, что с Никоном аж с митрополитства того в Новгороде. Пища святейшего вседневная: капуста варена с сушеным хлебом и огурцы и уха малых рыбиц, но токмо в разрешённые дни! А в среды и в пятницы и в понедельники никакого же вкушения рыбы во всё лето, разве шо в Господние Праздники и в Богородицыны.

– Куды нам до такого смирения! – протянул руки к небесам Сила.

– Верно, да твоя служба друга! Ты молодец, Сила! Накрутил хвост Бурмейстеру! Лучше б и я службу не справил, – серьёзно ответил ему Пётр Иванович. – Жаль только, Пушкин Корелу не взял: получив мою весть он враз приступ учинил – думал взять крепость и со стен войско Бурмейстера картечью попотчевать. Да видать, в этот раз не судьба была! Но раз швед после боя с тобой из Рауты ушёл – значит, мы победители! Пусть ведают, как с Потёмкиными связываться!

– Хошь развлёкся малость. А то… Скучно тута. Едина радость – охота. Густые леса кругом, а в них волки, кабаны, лисы, лоси, зайцы, – доложил стольнику довольный похвалой Сила. – А так… Гравий носа не кажет. Ждёт, что ли, кады у нас ядра выйдут?

– Вы с маеором не шутите. Как приметит слабину – солдат выведет и ударит, – предупредил воевода. – Хотя… На это не враз решится. Токмо если с нашей стороны явну глупость сведает. А так – людей зря класть не станет. Меньше сотни воев таку махину не удержат. У него, чаю, навряд вдвое больше. Потому ноне о другом печалюсь.

Родичи с недоумением уставились на старшего. А тот большой суковатой палкой неспешно шуровал в костре, поправляя обрубки стволов. Пламя поднялось повыше, обдав троих пирующих новой волной жара.

– Мне устье Невы покоя не даёт, – объяснил Пётр. – Всё думаю, как заткнуть это бутылочное горло, эдак его полвека тому Густав Адольф прозвал. Ниеншанц-то я срыл, а вот коли шведы по воде двинут…

– Крепость враз не поставишь, – резонно заметил Александр. – Люди нужны, мастера, лошадей изрядно.

– Верно, – обсасывая осетровые рёбра пробормотал воевода. – Мало нас тута.

– А Сёмкин подзор? Стражники енти, невские, тебя, ежели что, упредят, так что неча тужить, – попытался успокоить его Сила.

– И енто верно. Токмо чует моё сердце, надо ходить на стругах по Неве, шоб видно было местному люду: православный царь взял их под свою высокую руку. Чаю, Ярн не на тех малых судёнышках в Стокгольм итить сбирался. Должон был, разумею, на великий корабль пересесть. Заутра Назару молвлю, пусть готовит поход.

– А мы? – в один голос спросили родичи.

– Ты, Ляксандр, пойдёшь с Ваской. Крепость не крепость, град не град, но острожек поставишь – для заслону от Горна. Попович те скока-то мест за бывшими Канцами укажет получше, а ты выбери для обороны попригоднее, дабы шведа к Неве не пропустить. С собой возьми мастеров да плотников, кои при войске обретаются. Ну и по полсотни стрельцов, солдат да рейтар. А потом те заместо Васки Семён кого из подзора даст. Молодца тады мне отошлёшь – толмач вскорости будет нужон!

– Кады ж велишь выступать? – деловито поинтересовался Александр Потёмкин.

– Поутру. Чего тянуть?! – решил воевода.

– А я? – Сила отставил кружку с вином в сторону.

– Как уйду на стругах – Гравия сторожить бушь, ежели чо – весть пошлёшь. На кого ж тут положиться, как не на родную кровь! – подошёл к родственникам Пётр Иванович, обнял обоих, притянул к себе. – Мы ж тут, Потёмкины, аки три храбра из былин!

…Наутро воевода долго держал совет с Назаром и Лукой, а Емельян, с рассветом взяв лодку, отправился на Монаший остров. Там он отозвал в сторону проверявшего свой наряд сотника Сидора Волкова, такого же как он немолодого степенного пушкаря. Отвёл командира наряда к самой воде и начал что-то чертить подобранной тут же веткой на мокром песке. Сотник внимательно наблюдал, потом заспорил, отобрал у Емельяна ветку, принялся рисовать своё, тыкал носком кожаного сапога в песок, что-то горячо доказывал своему помощнику. Пятидесятник не соглашался, размахивал руками. И тогда оба они приседали на корточки и разглядывали странные линии на песке. Когда спорщики пришли, наконец, к соглашению, солнце стояло уже высоко. Оба пушкаря уселись в Емельянову лодку и отправились к Потёмкину.

Воеводу они нашли не в лагере, а у ближайшей к нему заставы, распекающим стрелецкого сотника: устроив затемно проверку Потёмкин обнаружил спящего стрельца. Спокойно завладев лежащими рядом с ним бердышом и мушкетом, воевода пинком пробудил караульщика и отходил его древком бердыша, угрожая прилюдно содрать с сони государев стрелецкий кафтан и послать к пушкарям.

– И пошлю, коли ещё раз тако узрю! – побагровев от гнева распекал он сотника. – И тебе будет на орехи! Кто за порядок в ответе? Ты! А ежели б Гравий ночью мушкетёров послал? Стрельца б убили, заставу смяли! А где второй стрелец? Почто по одному сторожат, кады другие спят? По два стоять! А то – к пушкарям! А! Вот и они! Легки на помине! – ткнул он пальцем в сторону подошедших. У вас кака печаль?

Сотник с чувством собственного достоинства полупоклоном приветствовал воеводу.