Струги на Неве. Город и его великие люди

– Бери! – кивнул стольник на миску с ещё горячей ухой, которую держал в руках заботливый Аким. – Те как воеводе ужо подают. Садись за стол, чай голоден! Потом лапти сплетёшь, их поносишь, пока Аким те новы сапоги сыщет.

Свечин уселся на лавку и принялся уписывать варево за обе щёки. Ключник зажёг лучину осветив место трапезы, принёс парню ещё пареную репу кус хлеба – всё было уничтожено в один миг. Кружка сыти[64] завершила ужин. Расхаживавший всё это время по горнице воевода дождался, пока парень соберёт и отправит в рот крошки со стола, уселся напротив и властным тоном повелел:

– Говори!

– Место выбрали в Ижорском погосте преславное, на холмике. Там крестьяне помогают уж крепостицу ставить. Чем место знатное – мимо него к воде никак не пройдёшь. А не доходя до погоста я сыскал, где караульщикам схорониться. Ляксандра Сергеич поспешает – Горна в любой час ждать мочно. С егонными солдатами уж стычка у Полтева была!

– Почём знашь? – нахмурился воевода.

Он давно не имел вестей от роты солдат и полутора сотен казаков, отправленных со стрелецким начальным человеком Иваном Полтевым в Копорский уезд, и начал уже беспокоиться: если шведы выступят в поход с основным силами, смять малый отряд для них не составит труда.

– Полтев с людьми сам на нас вышел. Изнова крестьяне вывели. Под Копорьем он столкнулся с рейтарами да драгунами. Тех с полтыщи было. Едва успел солдат, как положено, выстроить в шеренги.

– Енто как? Рейтары ждать стали? Не мели чушь! – в раздражении ударил кулаком по столу Потёмкин.

– Не стали. И смяли бы Полтева. Да крестьяне помогли. Из леса толпой выбежали с кольями и косами. Навроде как в атаку пошли и отвлекли шведа. Против них драгун бросили, а казаки после солдатского залпа с рейтарами схватились.

– Где ещё такой народ сыщешь! – вскочив с лавки, истово принялся креститься на образа Пётр Иванович Потёмкин. – С кольями и косами на драгунские мушкеты, чтоб царёвы люди успели к бою изготовиться! Не за злато-серебро, за веру православную! За землю русскую живота не пожалели!

– Многих побили драгуны, – печально подтвердил Василий. – Они бы всех посекли, но казаки да солдаты отбили рейтар и за драгун принялись.

– Как мочно побить ескадрон атакующих в боевом порядке шведских рейтар! Лучшее войско! Пьяны что ль были? – изумился Потёмкин.

– Как поведали пленные, все они – новобранцы, их силой загнали в войско Горна. Мне ещё Берониус обсказывал: рейтаров долго учить надобно, и не кажный в них годен! А настоящие рейтары и мушкетёры скоро прибудут к Горну из самой Швеции: морем пойдут, потом в Ругодив. Их ждут целу тыщу.

– А скока нынче у генерала людей, не сведали? – на всякий случай поинтересовался Пётр Иванович.

– Пленный рейтарский сержант из шведов показал: в крепости у Горна поболе двух тыщ пешцев и всадников. Пленников твой сродственник, стольник и воевода, отправил к тебе с подробными письмами – своим и Полтева – шведской дорогой. Казаки, отпущенные к Васильеву, скоро их доставят.

– Добро. Расспрошу сержанта, – удовлетворённо кивнул Потёмкин. – А Полтеву вместо Ляксандра мово острожек держать! Сёдни ж с рейтаром приказ отошлю! Всё?

– Нет, воевода, – потупился Свечин. – Повиниться хочу. Грешен я.

– Так я не поп грехи отпускать! – развёл руки стольник. – Да что стряслось-то?

– Под Копорьем много православных полегло, – глядя на догорающую лучину начал новый рассказ попович. – А священника в тех местах нет. Умер прошлым летом. Нонче война, попа в округе не найдёшь, хотя весь Копорский уезд, почитай, православный!

– Беда, беда, – вновь встал и перекрестился на образа Потёмкин.

– Как я узнал о том, попросил Ляксандра Сергеича меня отпустить на пару дён. Пробрался под Копорье, сказался поповским сыном – и отпел убитых. Всё содеял как положено.

– В чём грех-то? – непонимающе уставился на парня стольник.

– Не священник ведь! Не рукоположен я! – вздохнул Василий.

– Правда! Но сей грех, уверен, простится! – облегчённо выдохнул Потёмкин. – Ты ж по правде поступил! Не боись, лично великому государю патриарху Никону отпишу! Токмо другого боюсь…

– Кары?

– Не. Боюсь, сделают тя попом, а я тя при себе оставить хотел. Ты толмач искусный… И меня уж по-шведски да по-немецки выучил.

– Так война ж кончится, а кем ещё быть поповичу? – удивился Свечин.

– Война, да, кончится. А жизнь – нет! Куды ты, сирота, денешься? Свыше было предписано ко мне прибиться. И не спорь! А теперь спать! – стольник загасил лучину.

Утром к Потёмкину явился только что прибывший в лагерь незнакомый пожилой сотник в синем кафтане новгородских стрельцов:

– Стольник и воевода князь Голицын шлёт тебе две ломовые пищали для стрельбы по стенам Орешка! – доложил ранний гость. – Я прибыл вперёд, дабы пушкари подготовились. Не сочти за гордыню, воевода, но, чай, на Монашеский остров велишь их переправить.

– Спасибо князю Ивану Андреевичу, вот удружил, – обрадовался Потёмкин. – Уж мыслил, позабыл он про нас, в Ореховском уезде промышляющих. – Васка! Бери лодку, дуй за пушкарским сотником Волковым на остров!

Свечин пулей вылетел из избы.