Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

В конце концов Емельян однажды на заре умудрился подойти к крепости под парусом довольно близко и угодить ядром аккурат в закрытую деревянным щитом амбразуру. Острым глазом заметив, что щит разлетелся на куски, пушкарь крикнул кормщику уходить подале от крепостных стен, к лагерю. Пятидесятник свыкся с качкой и заметил важные для него особенности пушечного боя со стругов.

А к Потёмкину Василий Свечин, расписавший воеводе в красках успехи пушкаря и вновь состоявший при нём, спустя несколько дён после удачной стрельбы привёл троих крестьян, божившихся, что ведают тайну, кою могут доверить только воеводскому уху.

По такому случаю Пётр Иванович приказал звать их в избушку, которую ему срубили плотники, дабы в непогоду стольник мог спокойно отдыхать и обдумывать дела военные, не обращая внимания на дождь и сырость.

В пояс поклонившись хозяину, мужики поведали: Роберт Ярн, карельский главный начальный, на судне куда-то отправился. Толкуют, можа и в Стекольну. Покаместь – ещё на Ладоге.

– Вишь, Васка! Ни шагу шведы сделать не могут без пригляда нашего! – обрадованно сказал стольник присутствовавшему при беседе поповичу. Иди-ка, разыщи Луку да приведи сюда.

Сам же воевода, не роняя достоинства своего сана, но очень тепло при этом принялся благодарить крестьян, приказал Акиму угостить всех пивом из воеводской братины, прекрасно понимая, что только благодаря их поддержке маленькое русское войско неизменно выходит победителем из всех стычек.

Лука не замедлил явиться и, хитро прищурившись, сел на лавку у стены. Потёмкин в который раз поймал себя на мысли, что если бы не донельзя заношенный серый суконный кафтан и кривая сабля в простых ножнах, то удерживающий её прошитый золотой нитью оружейный пояс, вышитый пёстрыми шелками и золотом ворот синей шёлковой рубахи, шапка, отороченная соболем, зелёные порты и телячьи сапоги повышали бы их владельца-казака как минимум до богатого дворянина. Ясаул не копил денег, и рубли, уплаченные Никоном, потратил на новую одежду. И атласный кафтан купил бы, да подумав, не стал тратиться, Сёмке решил денег поболе дать – пусть погуляет, пока молодой. Кивком головы поблагодарив Василия, щёголь принял из рук толмача деревянный кубок, с неменьшим удовольствием, чем гости, отхлебнул пива.

– Звал, батька?

– Помнишь, грил тебе, как шведский начальный человек нас с Пушкиным хотел на цепь посадить, аки медведей? – подав знак Свечину подлить старику ещё пенного напитка, спросил Пётр Иванович.

– Помню. Я, может, тож Карлу хочу на чепь, да он далече… Что с того? – рассмеялся казак.

– А то! Ентот самый Ярн плывёт ноне на кораблике по Ладоге-озеру…

– А-а! – глаза старика заблестели.

– В Стокгольм, мыслю, собрался! Для виду – с докладом да за подмогой, а на деле – от карел, что в войско Пушкина толпами валят, тикает. Коли крепость возьмут, али при вылазке поймают – каблука от сапога не оставят! – объяснил странную, на первый взгляд, выходку коменданта Потёмкин.

– Так мне туды ж, батька! В Стекольну как патриарх велел! Вот пущай путь-дорогу казаку и обскажет, – одним глотком опорожнив кубок и поставив его рядом на лавку, мигнул Васке Лука.

Попович вновь наполнил кубок.

– Ну, давай спомаем его? Заместо охоты? – улыбнулся воевода.

– Не осётр, разумею, но щука ентот Ярн, – заметил ясаул. – Семь стругов возьму, остатние тута с Назаром пущай Гравия с воды стерегут. Дозволяешь?

Пётр Иванович молча тряхнул бородой в знак согласия.

– Тады ты – на своём иди, набольшем средь наших. У тя знатна пушка есть. И Емельяна не забудь, причешем шведов картечью!

Наутро небольшая эскадра ушла в Ладожское озеро.


…Комендант Кексгольма Роберт Ярн, приказав поставить кресло на палубе, наслаждался прекрасной летней погодой, безоблачным небом, потягивая прямо из горлышка глиняной бутылки рейнвейн – лекарь прописал офицеру вино для укрепления жизненных сил. И Ярн чувствовал, как лекарство оказывает положительное действие на его организм. Всё вокруг казалось прекрасным, даже перекошенное от страха лицо капитана.

– Гере, гере Ярн! – потряс его за плечо моряк и, нагнувшись к самому уху, произнёс трагическим шёпотом:

– Гере… Русские.

– Какие русские, трус! – Ярн пришёл в себя и, размахнувшись, запустил пустую уже бутыль куда-то далеко, в один из невысоких гребешков ладожской волны. Выхватив из рук капитана подзорную трубу комендант подошёл к борту.

– А это ещё что? Откуда? – не удержался он от восклицания, увидев в увеличительные стёкла много маленьких русских вёсельных судов, приближавшихся к его флагману, и одно – довольно внушительных размеров, с одинаково острыми носом и кормой, также увлекаемое вперёд гребцами.

– Нас сопровождают два судна. Передайте им, пусть свяжут русских боем! – приказал Ярн капитану, и тот, схватив рупор, кинулся на корму.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза