Струги на Неве. Город и его великие люди

Короток абордажный бой. Под ногами мешались окровавленные обрубки рук, пальцы, головы. Все мушкетёры уже были перебиты, из матросов лишь умелые продолжали драться, сумев занять круговую оборону. Судя по всему, они решили дорого продать свою жизнь и, изрыгая проклятия на непонятном казакам языке, рубились в каком-то возвышенном исступлении, как древние берсерки.

Их капитан Ирек Далсфир, издали прекрасно всеми различаемый благодаря блестящей железной каске, украшенной серебряной с позолотой чеканкой и страусовыми перьями, дрался на мостике, отражая своим превосходным толедским клинком удары невысокого русского бородача, весьма искусно орудовавшего саблей. Но рука, в своё время поставленная лучшими фехтовальщиками королевского флота, действовала уверенно, исход дуэли не вызывал сомнений: отведя саблю противника, капитан выбросил руку гардой вперёд, нанося удар в голову. Одновременно левой рукой швед выхватил из-за пояса пистолет, собираясь пристрелить врага, но краем глаза заметил, что сбоку на него бросился взобравшийся на мостик здоровенный русский с турецкой саблей. Резко развернувшись, Далсфир разрядил в него пистолет – и великан рухнул к его ногам.

– А-а-а! – раздалось за спиной.

Швед в прыжке повернулся вновь, заняв оборонительную позицию – и вовремя: на него летел немолодой уже русский в дорогой кирасе и превосходном шлеме. Судя по всему, их генерал.

Капитан понял, что эта схватка может решить исход абордажа, взмахнул клинком. Но: раз! Топор русского, скользнув вдоль лезвия, зацепился за гарду и вырвал шпагу из рук шведа. Два! Генерал обухом двинул Далсфира по голове. Свет померк в глазах моряка, и он рухнул рядом с телами ранее им поверженных русских.

Увидев смерть капитана, шведы сбились в кучу, побросали тесаки и загалдели, замахали руками.

– Стой! Сдаются! – крикнул товарищам Лука, вытирая саблю об оборванный в бою рукав рубахи. – Вяжи их! Да Васку звать надобно. Пущай гребцам скажет, что их ослобонят. Так шоб не рвались сразу на палубу, пущай до Котлина галеру доведут!

А Василий с Емельяном, совершив удачный выстрел, совершили хитрый маневр, понукаемый пушкарём кормщик обошёл главное судно шведов и направился к первому галиоту. Попович тем временем перезарядил «змейку» и подготовил к стрельбе самую меньшую из многозарядных пищалей. Подойдя на нужное ему расстояние Емельян пальнул по галиоту, а попович разрядил пищаль. Вслед за этим воеводский струг обошёл галиот с кормы и оказался вблизи второго галиота. Пушкарь и Свечин вновь дали залп – и струг пошёл на новый заход. Капитаны галиотов, не имевшие на борту мушкетёров, видимо, решили не искушать судьбу и начали отход, тем более что шведский флаг к тому времени уже не трепетал над флагманом. Послав им вслед увесистое ядро, пятидесятник Емельян с чувством выполненного долга погладил «змейку» по разогревшемуся стволу, потом потрепал белокурые волосы поповича и удовлетворённо произнёс:

– Пущай скажут Карле, свому королю, какими гостинцами их в Неве теперя встречают!

…На мостике малой галеры тем временем обладатель дорогой кирасы приводил в чувство воеводу Потёмкина.

– Жив, батюшка, токмо швед те глаз подбил, – приговаривал Аким, поднимая своего хозяина. – Слава тебе, Господи! Жив! Защитила тя Пресвятая Богородица!

– Аким? Ты как тута? – с трудом раскрыв припухший глаз, уставился на него Потёмкин. – Ты – не ты? – раненый глубоко вздохнул, раскрыл здоровый глаз и обрадованно произнёс: Ты!

– Он тя и спас! – встал на колени, потирая левый бок, атаман Васильев. – А меня – кольчуга Никона. – Он задрал рубаху и показал глубокую вмятину на чешуйчатом доспехе. – Кады главный швед тя сбил с ног, хотел я ево срубить, да ён ловок оказался, меня подстрелил. Упал я, а тут Аким поспел. Выбил у шведа клинок да огрел по каске обухом.

– Ты как приказал мне шлем носить, я ево и надел, – затараторил ключник. – И кирасу то ж. А раз так – взял топор да на малый струг перелез. Иначе к чему доспех вздевать, если в бой не итить? А тут вижу, нехристь ентот тя убить до смерти хочет, я его и…

– Спасибо, Аким. Я тя после пожалую, – тепло поблагодарил слугу Потёмкин. – Э, да тута старый знакомец. Помогите!

Назар и Аким помогли сесть истекающему кровью старому рыбаку, ключник отодрал рукав от своей рубахи и перевязал рану.

– Без толку. Помираю, – тихо проговорил старик. – Вишь, воевода, удалась наша задумка.

– Спасибо, дед, – склонился к нему Потёмкин. – Жена, детки есть?

– Не-а. Один я на свете. На берегу крутом схороните меня, у Невы-кормилицы.

– Исполним, – пообещал воевода. – По кому службу заказать?

– Савелий я, – тяжело дыша и уже еле слышно произнёс герой.

– А дале?

– Просто Савелий, раб Божий. А ты, воевода, молодец! Прям как князь Александр. Ты… – он скосил глаза на лежавшего без чувств Далсфира, – ты поспрашай-ка капитана. Ентот швед баял: повесит тя на мачте, кады споймает!

Вдруг старик замолчал, взгляд его застыл на Потёмкине. Лучи восходящего солнца осветили лицо героя, и воевода удивился: неживое, оно приняло торжественное выражение.