Ирек Далсфир успокоился. В конце концов этот старик прекрасно понимал: он рискует собственной жизнью. Теперь предстояло позаботиться о том, чтобы первым же залпом нанести русским как можно больше урона, поэтому моряк приказал зарядить все свои шесть пушек гранатами. Солдаты Горна, наверное, уже на подходе или в засаде, ждут только его залпа, чтобы предпринять атаку на то, что осталось от великолепных бастионов Ниеншанца. Что ж, он облегчит им задачу!
…Емельян с Ваской зарядили «змейку», и теперь пушкарь, опершись на пальник, вглядывался в низко стелившийся туман.
– Да, спадат уже, – бормотал под нос урядник. – Чичас от нас много зависит. Гляди, Васка, гляди. Швед большой, евонную мачту такой туман не укроет.
– Вона Котлин, дядя Емельян, – махнул рукой в сторону вдруг появившегося берега отрок.
– А вона и швед! – торжествующе крикнул Емельян, разглядев своими зоркими глазами верхушку мачты.
Туман уже практически спал, когда над Невой прогремел первый выстрел, разбудивший спавших на Котлине птиц. Взметнулись в серое небо встревоженные стаи. Повыскакивали из своих хижин латыши, ещё не зная, что их спокойной жизни на этом маленьком острове пришёл конец.
– Что такое? – капитан полугалеры был готов встретить русских у Ниеншанца, но до него оставалось ещё немало, поэтому Ирек Далсфир вздрогнул всем телом, увидев, как ядро сбило мачту его корабля.
Вслед за этим он заметил справа и слева маленькие вёсельные суда русских, летевших к его судну.
– Что такое? Кто это? – повторил он, с ужасом начиная понимать: его заманили в ловушку.
– Воевода Потёмкин с войском на твою погибель! – раздался рядом негромкий голос.
Капитан обернулся. Русский рыбак, насмешливо улыбаясь, стоял перед ним, преспокойно скрестив руки на груди.
– Умри! – шпага молнией вылетела из изящных кожаных с серебряным шитьём ножен, и старик медленно опустился на мостик, зажимая ладонями рану у сердца.
– Огонь! – завопил Далсфир.
Все шесть пушек выпустили гранаты. Два фальконета, следовавших сзади галиотов, также послали свои ядра в направлении русских.
– Заряжай картечью! – приказал Далсфир.
Но корабль не успел дать ещё один залп – в борт его судна справа и слева вонзились крючья, бородатые люди, размахивая пистолетами и саблями, горохом посыпались на палубу. Навстречу им бросились матросы и мушкетёры. Обе стороны, быстро выпустив заряды и побросав ненужные теперь пистолеты и мушкеты, схватились на саблях, топорах, ножах в последней для многих битве.
Шведский матрос скрестил свой кортик с короткой саблей врага – и рухнул, пронзённый протазаном только что спрыгнувшего на палубу Фомы Извекова. Тут подоспел солдат, уже зарубивший палашом казака и замахнувшийся на пятидесятника, но его отбросил в сторону удар мушкетного приклада – в схватку вступил Иван Хлопов. Размахивая разряженным мушкетом как палицей, ворвался он в самую гущу боя, сокрушил здоровяка, дравшегося цепными ядрами, но был сбит с ног багром, которым умело орудовал почти квадратный крепыш – шведский боцман.
Тут бы и настал конец ловцу жемчуга, но сражавшийся двумя саблями ясаул сильным ударом одной руки разрубил багор надвое и тут же пронзил боцмана свободным клинком. Моряк упал, успев последним усилием вонзить острие багра в чью-то ногу. Постепенно казаки стали теснить матросов и мушкетёров к корме, и тогда ободрявший их лейтенант, видя, что нападавших больше, предпринял последнее средство: приказал одному из бившихся рядом шведов пробраться в крюйт-камеру и взорвать корабль. Последним героическим усилием шведы перешли в контратаку, тесня казаков в сторону от люка, и офицерский порученец бросился к нему. Но слышавший команду Хлопов, который уже сумел встать на ноги в этой смертельной круговерти и продолжал бой, понял: нельзя допустить исполнения лейтенантского приказа. Не в силах пробиться сквозь толпу дерущихся, он подобрал валявшиеся под ногами цепные ядра, схватился за сковывавшую цепь, раскрутил над головой два небольших свинцовых шара – и запустил ими в матроса. Цепь хлестнула по шее, одно ядро ударило в висок, другое толкнуло в плечо. Дело было сделано! Швед замертво упал у открытого люка.
Разозлившийся лейтенант бросил некстати сломавшуюся шпагу и, подобрав палубы чей-то тесак, начал орудовать им с удвоенной энергией, воодушевляя подчинённых и поражая казаков одного за другим. В какой-то момент перед ним оказался Лука, и лейтенант, отбив одну его саблю, рубанул по другой. Но старый ясаул увернулся, и лезвие лишь разорвало широкий рукав некогда синей, а теперь бурой рубахи. В то же мгновение Лука полоснул офицера по горлу. Лейтенант сумел отклониться всем туловищем и получил лишь порез, но, поскользнувшись на скользкой от крови палубе, с жутким криком упал на валявшийся рядом обломок мачты и был приколот к нему протазаном Фомы.