Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

Ирек Далсфир успокоился. В конце концов этот старик прекрасно понимал: он рискует собственной жизнью. Теперь предстояло позаботиться о том, чтобы первым же залпом нанести русским как можно больше урона, поэтому моряк приказал зарядить все свои шесть пушек гранатами. Солдаты Горна, наверное, уже на подходе или в засаде, ждут только его залпа, чтобы предпринять атаку на то, что осталось от великолепных бастионов Ниеншанца. Что ж, он облегчит им задачу!


…Емельян с Ваской зарядили «змейку», и теперь пушкарь, опершись на пальник, вглядывался в низко стелившийся туман.

– Да, спадат уже, – бормотал под нос урядник. – Чичас от нас много зависит. Гляди, Васка, гляди. Швед большой, евонную мачту такой туман не укроет.

– Вона Котлин, дядя Емельян, – махнул рукой в сторону вдруг появившегося берега отрок.

– А вона и швед! – торжествующе крикнул Емельян, разглядев своими зоркими глазами верхушку мачты.

Туман уже практически спал, когда над Невой прогремел первый выстрел, разбудивший спавших на Котлине птиц. Взметнулись в серое небо встревоженные стаи. Повыскакивали из своих хижин латыши, ещё не зная, что их спокойной жизни на этом маленьком острове пришёл конец.


– Что такое? – капитан полугалеры был готов встретить русских у Ниеншанца, но до него оставалось ещё немало, поэтому Ирек Далсфир вздрогнул всем телом, увидев, как ядро сбило мачту его корабля.

Вслед за этим он заметил справа и слева маленькие вёсельные суда русских, летевших к его судну.

– Что такое? Кто это? – повторил он, с ужасом начиная понимать: его заманили в ловушку.

– Воевода Потёмкин с войском на твою погибель! – раздался рядом негромкий голос.

Капитан обернулся. Русский рыбак, насмешливо улыбаясь, стоял перед ним, преспокойно скрестив руки на груди.

– Умри! – шпага молнией вылетела из изящных кожаных с серебряным шитьём ножен, и старик медленно опустился на мостик, зажимая ладонями рану у сердца.

– Огонь! – завопил Далсфир.

Все шесть пушек выпустили гранаты. Два фальконета, следовавших сзади галиотов, также послали свои ядра в направлении русских.

– Заряжай картечью! – приказал Далсфир.

Но корабль не успел дать ещё один залп – в борт его судна справа и слева вонзились крючья, бородатые люди, размахивая пистолетами и саблями, горохом посыпались на палубу. Навстречу им бросились матросы и мушкетёры. Обе стороны, быстро выпустив заряды и побросав ненужные теперь пистолеты и мушкеты, схватились на саблях, топорах, ножах в последней для многих битве.

Шведский матрос скрестил свой кортик с короткой саблей врага – и рухнул, пронзённый протазаном только что спрыгнувшего на палубу Фомы Извекова. Тут подоспел солдат, уже зарубивший палашом казака и замахнувшийся на пятидесятника, но его отбросил в сторону удар мушкетного приклада – в схватку вступил Иван Хлопов. Размахивая разряженным мушкетом как палицей, ворвался он в самую гущу боя, сокрушил здоровяка, дравшегося цепными ядрами, но был сбит с ног багром, которым умело орудовал почти квадратный крепыш – шведский боцман.

Тут бы и настал конец ловцу жемчуга, но сражавшийся двумя саблями ясаул сильным ударом одной руки разрубил багор надвое и тут же пронзил боцмана свободным клинком. Моряк упал, успев последним усилием вонзить острие багра в чью-то ногу. Постепенно казаки стали теснить матросов и мушкетёров к корме, и тогда ободрявший их лейтенант, видя, что нападавших больше, предпринял последнее средство: приказал одному из бившихся рядом шведов пробраться в крюйт-камеру и взорвать корабль. Последним героическим усилием шведы перешли в контратаку, тесня казаков в сторону от люка, и офицерский порученец бросился к нему. Но слышавший команду Хлопов, который уже сумел встать на ноги в этой смертельной круговерти и продолжал бой, понял: нельзя допустить исполнения лейтенантского приказа. Не в силах пробиться сквозь толпу дерущихся, он подобрал валявшиеся под ногами цепные ядра, схватился за сковывавшую цепь, раскрутил над головой два небольших свинцовых шара – и запустил ими в матроса. Цепь хлестнула по шее, одно ядро ударило в висок, другое толкнуло в плечо. Дело было сделано! Швед замертво упал у открытого люка.

Разозлившийся лейтенант бросил некстати сломавшуюся шпагу и, подобрав палубы чей-то тесак, начал орудовать им с удвоенной энергией, воодушевляя подчинённых и поражая казаков одного за другим. В какой-то момент перед ним оказался Лука, и лейтенант, отбив одну его саблю, рубанул по другой. Но старый ясаул увернулся, и лезвие лишь разорвало широкий рукав некогда синей, а теперь бурой рубахи. В то же мгновение Лука полоснул офицера по горлу. Лейтенант сумел отклониться всем туловищем и получил лишь порез, но, поскользнувшись на скользкой от крови палубе, с жутким криком упал на валявшийся рядом обломок мачты и был приколот к нему протазаном Фомы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза