Струги на Неве. Город и его великие люди

– Дело, дело, – закивал Емельян. – На кораблях могут везти как товары да снедь, так и порох, ядра и пули. Нам неведомо, чо тама! Токмо, мыслю, предназначены они, дабы взять пешцев и итить водой к Орешку, чаво мы не ждём. Прорваться к Гравию на подмогу, людей ссадить, а самим к Выборгу, али в ладожску воду к Кореле уйти.

– Ведомо нам лишь одно: скоро судам в Неве быть. Значит, пора выступать. Два дня даю струги к походу изготовить, припасами снабдить. Чаю, как раз к выступлению Васка объявится. Можа, новых вестей доставит, – принял решение воевода.

После совета Потёмкин вышел пройтись, как обычно, по лагерю. Небо хмурилось, чайки с диким криком метались над солдатскими шалашами. Всё предвещало скорый дождь. Воевода придирчивым взглядом осматривал невеликие свои владения, нет ли какого в них непорядка? Он прекрасно понимал: только дисциплина может сохранить отряд в боевом состоянии. Назар, увязавшийся за воеводой в обход, неожиданно завёл разговор на совсем непривычную для Петра Ивановича тему.

– Ежели шведские суда возьмём, ты нам их отдай, воевода, – негромко говорил атаман, шагая за Потёмкиным.

– А знамёны? А офицеры пленные, если будут? А бумаги их? – не враз сообразил, о чём идёт речь, Потёмкин.

– Стяги и грамоты забирай. Офицеров, токмо без их кошелей да перстней, можешь сразу князю в Новгород слать, нам всё это ненадобно. Суда нам отдай, – повторил Назар.

– На кой они сдались? В Стокгольм поплывёшь? – хохотнул воевода.

– Нет, ихнее нутро нам надобно, – так же тихо отвечал Васильев. – В Канцах дуванить, почитай, нечего было. Немчины да свеи всё утащили. Лишь в окрестных усадьбах мал-мала поживились. Крючья да верёвки, кои сыскали в Канцах, для абордажу сгодятся. А так… Грустно без прибытка товарищам.

– Сам баял, как знатно вам Никон уплатил, – остановился воевода и резко развернулся к атаману. Улыбка прыткой белкой сбежала с его лица. – Откель я вам деньги возьму?

– Плата – платой, добыча – добычей. Плоха война казаку без прибытку! Мы ж за зипунами ходим, – усмехнулся атаман. – Отдай нам суда, коли возьмём, со всеми потрохами. Недовольны войной товарищи. Казаки – народ вольный. Зачем доводить до края.

– Опять с вами лаяться, что ль! – в сердцах топнул ногой стольник.

– Не надо лаяться, воевода! И топать ногой не след! – продолжал улыбаться Назар. – Просто скажи своё слово. Обещай казакам корабли шведские – и делу конец! Поверь мне! Я ж по дружбе упреждаю!

Потёмкин в задумчивости скрестил руки на груди, что-то прикидывая про себя, потом перевёл взор на далёкие кроны высоченных сосен, которые уже цепляло красным диском клонившееся к земле солнце, и мрачно ответил:

– Согласен. Тока те суда повоевать ещё надобно!

– Благодарствую, стольник, попытался изобразить шутливый поклон Васильев. – Не серчай. Нам с тобой победа надобна. А за таку награду мои всех шведов с бесами, кои им служат, посекут!

И атаман направился в казачью часть лагеря, уверенно шагая мимо стрелецких да солдатских шалашей. Пётр Иванович, недовольный состоявшимся разговором, медленно продолжил воеводский обход и был в тот вечер особенно придирчив.

Свечин вернулся с грузовым стругом через день, привёз письмо от Александра Потёмкина. Шведских отрядов поблизости от острожка пока не было, так что можно было спокойно, без спешки, идти на стругах к устью Невы. Ещё через день стольник отдал приказ выступать.

На абордаж!

Неподалёку от места, на котором ещё недавно грозно возвышались шведские бастионы Ниеншанца, к воеводскому судну летел струг Семёна. Ветер развевал полы его серого кафтана, играл густыми волосами – шапку казак зажал в правой руке, а левой размахивал в такт песне. Слова с воеводского струга слышны не были, но, судя по восторженному выражению лица молодца, нетрудно было понять: она весёлая.

Разведчик зацепил крюк за борт воеводского струга, ловко перебрался на борт. Но очутившись перед Потёмкиным Семён вдруг оробел, улыбка исчезла с лица, он начал переминаться с ноги на ногу, не решаясь первым заговорить.

– Не молчи! – подбодрил его стольник.

– Я, стольник и воевода, вести с Ладожского озера имею. Так мне б с Ивашкой перетолковать: пока я тута, он бы под Орешком от рыбарей их получал.

– Доброе дело, перемолвись с Хлоповым. Тута как?

– Сторожа доносит: с воды пока всё спокойно. К Канцам пробирались несколько свейских подсылов. Мы их не тронули.

– Молодца! Пущай видят, что ежели сунутся – валы им нать внове учинять! – похвалил начальника своей разведки Пётр Иванович. – Ежели у тя все люди надёжны, как рыбарь, коий мне весть принёс, то службу несёте справно!

– Все надёжны, воевода. Нахлебались свейской похлёбки полной ложкой. Боле не хотят! Рыбаки на входе в Неву, в море дозорят, жёнки их да дети – по берегам. А те, что лютеране, что в деревеньках на Котлине живут, затаились.

– И таки есть? А я не ведал, думал, все латыши схоронились в лесах, – покачал головой воевода. – Пойдём-ка в чердак. Дело есть.

Укрывшись ото всех, они уселись на медвежьей полости и начали обсуждать план дальнейших действий.