Струги на Неве. Город и его великие люди

– Да ты… Ты не по месту о муже суди, – посуровел Потёмкин. – Татем да мухоблудом[65] и князь, и холоп, и казак не родятся! Вот ведомо тебе, что сам патриарх Никон – из крестьян?

– О как! То-то я заметил, что глаз у него ухватистый, а ум – крепкий, мужицкий. Вот оно как! Из хаты – в великие государи! – обрадовался вести Васильев.

– Столп веры! – встав на колени истово перекрестился Потёмкин.

– Аминь! – присев на лежанку перекрестился и Васильев. – Высокомудрый муж! Даже воинское дело ведает! И слово держит – платит справно. У нас, слыхал, много беглых объявилось, не приемлют троеперстие, лают патриарха. Так я вернусь – расскажу, каков он.

– Великий государь Никон от зари до зари – в трудах, о всех делах Росии ведает, потому и просил царя, – воевода присел, огляделся вокруг, – нет ли кого, потом, понизив голос, продолжил. – Просил крепко ударить по Ижорским землям, от Ладоги до этого острова. Почитай, все крестьяне здесь – русские, карелы да чухна с весью – православные, а ежели кого из них в лютераньство затащили – так без всякой жалости от него отпадут, только государя Алексея Михайловича стяг завидят! И латышей тутошних утихомирить сумеют, не сумлевайся. И никто из них, ты уж понял, душе христианской вилами да ножом в спину не ткнёт, наоборот – ворога заметят – весть подадут, надо будет – лучший путь укажут… А под Ригой-городом что, где теперя государев полк стоит? Совсем другой народ. Сколь веков сперва с орденом, опосля с немчинами да шведами якшаются. Тоже немирно якшаются. И мы чужаки тама. И казачьих морских стругов у царя нет, дабы с моря царёвым воеводам город держать, да суда со снедью и прочим не допущать. Он чает, гавань датский король запрёт. У него тож с Карлом пря. Но зря, мыслю, чает. Боязлив король.

– Да уж, король датский, видно, ждёт, кто кого тут переломит, выгоду свою ищет. А купчинам в Риге ваще, что Карла шведская, что ваш, прости Господи, великий государь, – всё одно – чужаки, пришедшие их добро на копьё брать и дуванить.

– Назарка, не заговаривайся! – тут же осёк казака Потёмкин.

– Так ты не донесёшь?.. – искренне удивился Васильев.

– Не донесу, но на богоданного царя, великого государя Алексея Михайловича хулу изрекать не позволю!

– Лады, ишь взвился! Думашь, где шепотник[66] затаился? Пусто ж – одна вода тута! И я ж те рижских купчин, не свои мысли толкую, – примирительно сказал атаман. – Аль те неведомо? И с Дона казаков в государев полк изрядно послано, оказал нам честь великий государь, кады ратная нужда припёрла, быть под его рукой, кады на штурм итить время поспеет! А случись беда – немчины его наёмные пики с саблями побросают да разбегутся, а казаки православного царя не выдадут!

– На Ригу идут многие тыщи, – вздохнул Потёмкин. – А нам с тобой остаётся, Назар, держать майора Гравия в Орешке да ждать, когда шведы своих лошадей, а затем и ремни да сапоги съедят. И ежели когда склонится перед царским стягом Рига, часть войска…

– Пошлют сюда, – завершил мысль собеседника казак. – Да! Тады спокойно перезимуешь, как издохнут шведы – займёшь Орешек сильным гарнизоном, а уж по весне…

– Поставим заставы на Котлине и другом острове – сам его укажу, – размечтался Потёмкин. – А там, можа, государь внемлет гласу патриарха и велит…

– А-а! – в раздражении махнул рукой Назар. – Как дитё ты, право, стольник, даром что шведа бьёшь изрядно! Боярам твой государь боле внемлет. А им, толстобрюхим, эти болота ненадобны. Нетути им тута прибытку, одни расходы. На кой им эта река с водой цвета сукна некрашеного? Не будет здеся града-крепости!

– А быть тута граду! – громко вскрикнул, вскочил на ноги Пётр Потёмкин и затряс кулаками над головой. – Отсель и посольства править легче, и торговать! Потому и приказы сюды свезут, и полки избранны – град и крепость от вражин боронить! А где полки избранны – там и царь!

И в отблесках кострового пламени, на фоне ночного тёмно-серого неба, не понять, где с такого же цвета водой соединяющегося, казался он, с развевающейся на ветру бородой, раздувающимися парусами – полами кафтана, огромным и грозным, какими, наверное, и были библейские пророки.

– Не мы, так дети, не дети, так внуки град тута срубят! И Великий Новгород он затмит, поелику к морю ближе, и саму Москву! И храмы велики воздвигнем, и палаты царские. И Пушечный двор! И заморские торговые дома! А на Охте дворы поставим, дабы там люди селились! И у вас, казаков, свой двор будет! И морские струги построите, и отсель водить будете в моря на страх лютеранам!

– Пётр-предвестник! – окликнул его атаман.

– Чо? – не понял витавший мыслями где-то в грядущем Потёмкин.

– Пойдём, грю, – обнял его за плечи Васильев. – Великий град строить силы нужны, так давай поспим малость.

– Не веришь, а зря, – буркнул Потёмкин, направляясь в глубь острова, к найденной казаками деревне. – Охо-хо, и верно, хорош бдети, идём в избу.