Густав Горн отошёл со своей армией на пару вёрст и встал лагерем. Целый день противники провели находясь в постоянной готовности начать сражение, но – без единой стычки. У Потёмкина не доставало сил атаковать шведов, а Горн, понеся значительные потери, не мог и думать о новом штурме. Кроме того, он с горечью осознал: никакой встречи с королевскими кораблями не будет. Русские каким-то непостижимым образом раскрыли их планы и перехватили моряков. Значит, даже если он даст генеральное сражение Потёмкину, и фортуна улыбнётся шведам, снять осаду с Нотебурга в августе не удастся. Наверняка по дороге их ждут заслоны, да и небольшую эскадру воеводы тоже нельзя сбрасывать со счетов. Будь у него шведы, генерал бы рискнул. Но подкрепления с родины ещё не прибыли.
Он дал строжайший приказ отступить без шума – и как по мановению волшебной палочки губернаторская армия растворилась в ночи.
– Теперь-то вы поняли, гере Киннемонд, почему я просто обязан, получив помощь с родных берегов, выдавить Потёмкина из Ингерманландии? – откинувшись в седле рассуждал генерал, даже не поворачиваясь к ехавшему рядом шотландцу. По большому счёту его мало интересовало, слушает его этот наёмник или нет. Он просто хотел выговориться.
– Вы должны остаться победителем, гере генерал-лейтенант! – пожал плечами подполковник.
– Всё гораздо серьёзнее, и мои амбиции тут ни при чём, – вздохнул барон Горн и начал растолковывать офицеру как маленькому:
– Сюда ни в коем случае нельзя вновь допускать русских. Если они с таким упорством защищают частокол на холме, то что же будет, сумей они возвести на невском берегу целый город с крепостью? Тогда нам придётся навсегда убраться за море! Причём не только из Ингерманландии! Но ничего, фортуна – дама капризная, я положу конец успехам этого генерал-камергера!
– Вы же величали его только региментарием, – решил пошутить Киннемонд.
– Будем считать, что гере Потёмкин заслужил повышение, – абсолютно серьёзно бросил подчинённому Густав Горн.
…Посланный поутру казачий разъезд обнаружил, что лагерь шведов пуст.
– Старый лис понял, что мы перехватили суда и заняли дороги, – объяснил атаману Потёмкин. – Мы тож вертаться к Орешку будем. Токмо сменим Полтеву гарнизон.
Измученные приступами и сшибками русские получили желанную передышку.
Для верности Пётр Иванович решил постоять в острожке ещё пару дней, приказав чинить укрепления. Иван Хлопов и казак Семён по воеводскому приказу отправились в дальнюю разведку.
Потёмкин хотел удостовериться, что Горн не придумал ещё какой-нибудь гадости.
А через день подзор обрадовал воеводу доброй вестью: отряд Александра Потёмкина гнал шведов к Выборгу, настиг, разбил и с пленниками возвратился в лагерь под Орешком.
После схватки
Двое приятелей пробирались сквозь густые заросли папоротника, доходившие до пояса даже богатырю Семёну, к лесной поляне, расчищая себе путь сабельными ударами.
– А другой дороги рази нет? – пытал товарища казак. – В ельник завёл, после – в папоротник. Я, вона, весь кафтан измял. А ты – котомку измазал!
– За мной, не пожалеешь! – односложно отвечал ему Хлопов. – И перестань махать сабелькой – змей растревожишь, оне в папоротниках отдыхать любят!
– Ну спасибо! Чо раньше не упредил? – сунул саблю подмышку Семён и пошёл медленно, оглядываясь, словно пытался рассмотреть ненавистных гадин в плотной тёмно-зелёной массе словно рассечённых кинжальными ударами листьев.
Выбравшись на полянку, оба, не сговариваясь, завалились на траву.
– И как тут могут быть свеи? – не унимался казак. – Вот волки да кабаны с медведями – в то поверю!
– Шведов тута быть не может. Это наше с тятей тайное место, – сладко потянулся на траве Иван. – У нас таких ишо два.
– А чо так от дома далече? – приподнявшись на локте уставился на ловца жемчуга Семён.
– Так ить промысел опасный. Лихие люди не преминут завладеть богачеством, ежели случай выпадет. Вот мы и устроили схроны на разных торговых путях. Дале – дорога на Ругодив. Отец и тама торговал.
Иван поднялся и пошёл в направлении дуба.
– Сёма!
– Иду, отдохнуть не дашь. И чё тут глядеть? Бурелом сплошняком. Ёлки да ёлки.
– Верно! – Хлопов вскочил на поваленное дерево и по толстому стволу, освобождённому рукой неведомого лесника от веток и сучьев, быстро прошёл к гордо растущей высоченной ели в два обхвата, подтянулся – и ухватился за обломанный сук.
– Видишь?
– Вижу.
– А это видишь? – Иван локтем левой руки опёрся на ствол, а правой ухватился за сук.
– Раз! – он с трудом повернул его.
– Два! – вытащил из ствола, как пробку из бочонка.
– Ух ты! – только и сказал наблюдавший за всеми этими манипуляциями казак.
– А это – наш клад! – Хлопов запустил руку в маленький тайник, вытащил холщовый мешочек и вернул сук на место.
Спрыгнув на усыпанную давно пожелтевшими от времени иголками землю, он показал Семёну содержимое мешочка. В полотняную тряпицу были завёрнуты большие красивые жемчужины. Даже неискушённому в ювелирных делах Семёну было ясно: этот окатный[71]
, искрящийся на свету розовый жемчуг стоил безумно дорого!