Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

Густав Горн отошёл со своей армией на пару вёрст и встал лагерем. Целый день противники провели находясь в постоянной готовности начать сражение, но – без единой стычки. У Потёмкина не доставало сил атаковать шведов, а Горн, понеся значительные потери, не мог и думать о новом штурме. Кроме того, он с горечью осознал: никакой встречи с королевскими кораблями не будет. Русские каким-то непостижимым образом раскрыли их планы и перехватили моряков. Значит, даже если он даст генеральное сражение Потёмкину, и фортуна улыбнётся шведам, снять осаду с Нотебурга в августе не удастся. Наверняка по дороге их ждут заслоны, да и небольшую эскадру воеводы тоже нельзя сбрасывать со счетов. Будь у него шведы, генерал бы рискнул. Но подкрепления с родины ещё не прибыли.

Он дал строжайший приказ отступить без шума – и как по мановению волшебной палочки губернаторская армия растворилась в ночи.

– Теперь-то вы поняли, гере Киннемонд, почему я просто обязан, получив помощь с родных берегов, выдавить Потёмкина из Ингерманландии? – откинувшись в седле рассуждал генерал, даже не поворачиваясь к ехавшему рядом шотландцу. По большому счёту его мало интересовало, слушает его этот наёмник или нет. Он просто хотел выговориться.

– Вы должны остаться победителем, гере генерал-лейтенант! – пожал плечами подполковник.

– Всё гораздо серьёзнее, и мои амбиции тут ни при чём, – вздохнул барон Горн и начал растолковывать офицеру как маленькому:

– Сюда ни в коем случае нельзя вновь допускать русских. Если они с таким упорством защищают частокол на холме, то что же будет, сумей они возвести на невском берегу целый город с крепостью? Тогда нам придётся навсегда убраться за море! Причём не только из Ингерманландии! Но ничего, фортуна – дама капризная, я положу конец успехам этого генерал-камергера!

– Вы же величали его только региментарием, – решил пошутить Киннемонд.

– Будем считать, что гере Потёмкин заслужил повышение, – абсолютно серьёзно бросил подчинённому Густав Горн.

…Посланный поутру казачий разъезд обнаружил, что лагерь шведов пуст.

– Старый лис понял, что мы перехватили суда и заняли дороги, – объяснил атаману Потёмкин. – Мы тож вертаться к Орешку будем. Токмо сменим Полтеву гарнизон.

Измученные приступами и сшибками русские получили желанную передышку.

Для верности Пётр Иванович решил постоять в острожке ещё пару дней, приказав чинить укрепления. Иван Хлопов и казак Семён по воеводскому приказу отправились в дальнюю разведку.

Потёмкин хотел удостовериться, что Горн не придумал ещё какой-нибудь гадости.

А через день подзор обрадовал воеводу доброй вестью: отряд Александра Потёмкина гнал шведов к Выборгу, настиг, разбил и с пленниками возвратился в лагерь под Орешком.

После схватки

Двое приятелей пробирались сквозь густые заросли папоротника, доходившие до пояса даже богатырю Семёну, к лесной поляне, расчищая себе путь сабельными ударами.

– А другой дороги рази нет? – пытал товарища казак. – В ельник завёл, после – в папоротник. Я, вона, весь кафтан измял. А ты – котомку измазал!

– За мной, не пожалеешь! – односложно отвечал ему Хлопов. – И перестань махать сабелькой – змей растревожишь, оне в папоротниках отдыхать любят!

– Ну спасибо! Чо раньше не упредил? – сунул саблю подмышку Семён и пошёл медленно, оглядываясь, словно пытался рассмотреть ненавистных гадин в плотной тёмно-зелёной массе словно рассечённых кинжальными ударами листьев.

Выбравшись на полянку, оба, не сговариваясь, завалились на траву.

– И как тут могут быть свеи? – не унимался казак. – Вот волки да кабаны с медведями – в то поверю!

– Шведов тута быть не может. Это наше с тятей тайное место, – сладко потянулся на траве Иван. – У нас таких ишо два.

– А чо так от дома далече? – приподнявшись на локте уставился на ловца жемчуга Семён.

– Так ить промысел опасный. Лихие люди не преминут завладеть богачеством, ежели случай выпадет. Вот мы и устроили схроны на разных торговых путях. Дале – дорога на Ругодив. Отец и тама торговал.

Иван поднялся и пошёл в направлении дуба.

– Сёма!

– Иду, отдохнуть не дашь. И чё тут глядеть? Бурелом сплошняком. Ёлки да ёлки.

– Верно! – Хлопов вскочил на поваленное дерево и по толстому стволу, освобождённому рукой неведомого лесника от веток и сучьев, быстро прошёл к гордо растущей высоченной ели в два обхвата, подтянулся – и ухватился за обломанный сук.

– Видишь?

– Вижу.

– А это видишь? – Иван локтем левой руки опёрся на ствол, а правой ухватился за сук.

– Раз! – он с трудом повернул его.

– Два! – вытащил из ствола, как пробку из бочонка.

– Ух ты! – только и сказал наблюдавший за всеми этими манипуляциями казак.

– А это – наш клад! – Хлопов запустил руку в маленький тайник, вытащил холщовый мешочек и вернул сук на место.

Спрыгнув на усыпанную давно пожелтевшими от времени иголками землю, он показал Семёну содержимое мешочка. В полотняную тряпицу были завёрнуты большие красивые жемчужины. Даже неискушённому в ювелирных делах Семёну было ясно: этот окатный[71], искрящийся на свету розовый жемчуг стоил безумно дорого!

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза