Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

Верно, Никон станет браниться. Хотя что Никон! Не зря доводили бояре: своевольничает патриарх, много власти забрал. А ведь его дела церковные. Но и там управиться не в силах: новины многие иереи не приемлют. Растолковать бы спокойно об отступлениях нашей церкви от Восточной в обрядах. О том, что проскомидия совершалась на семи просфорах вместо пяти; о том, что пели сугубую аллилуйя, то бишь два раза вместо трех, вместо трегубой; совершал хождение посолон вместо того, чтобы ходить против солнца; отпуск после часов священник говорил из Царских врат, что теперь не деется. И наконец: крестились двумя перстами, а не тремя. Так ить не смог великий государь патриарх. Не объяснял – лишь указывал да приказывал. И забродило в народе недовольство: что ж, деды-прадеды неправедны были? И чем-то всё кончится…

А «двоица»? Аж в предисловии к Служебнику, в минувшее лето появившемуся, сказано, что Бог даровал «богоизбранную и богомудрую двоицу». То бишь, его, Алексея Михайловича и патриарха Никона. Мало того, Никон утверждал, что и патриашая и царская власть – от Бога, потому и равны. А пока государь в походе – почитай всю власть себе прибрал. Аж указы от своего имени рассылает! В приговорах по делам в царёво отсутствие как пишут: «святейший патриарх указал и бояре приговорили». Кто в державе государь? Нет, надо перемолвиться с Никоном, пущай занимается духовным, а в мирское не лезет! Так и объявлю патриарху при встрече!

Пока же упреждение и патриарху, и думе, и державе послано. Он, самодержец, из воинского лагеря напомнил всем живущим в огромном царстве, от Никона до последнего холопа, кто в православном государстве первый после Алексея Михайловича. Накануне новолетия, в последний день года семь тысяч сто шестьдесят четвёртого выпустил грамоту: отныне сын его должен всюду величаться как «Великий Государь, Царевич и Великий князь Алексей Алексеевич». Конечно, наследнику ещё и трёх лет не исполнилось, но – пусть привыкают!

Царь разглядывал казавшиеся неприступными стены, толстые высокие башни. Вот он, город, а не войти! Было б знамение, как год назад под Верховичами, когда новгородский отряд шёл биться с поляками и явился над русскими рядами Архангел Михаил, и дрогнули враги, были побеждены! Но нет знамений под Ригой. И нонешним летом святые Борис и Глеб являлись ему при осаде! Князья-страстотерпцы велели тогда царю в память о сыне Иоанна Четвёртого царевиче-мученике Димитрии Иоанновиче переименовать крепость Когенгаузен в Царевичев Димитриев град. Знать, было предначертано свыше её взять! А Ригу выходит – нет?

Надобно бы хороший приступ учинить, да не будет его. А почему – не знают воеводы, в чём причина, окромя генерала Лесли и князя Черкасского, с которыми совет держал особо. А она не во рве перед крепостью! И не в свежем шведском отряде, на кораблях приплывшем. Не в том, что, по слухам, сам Карл сюда идёт. И не в измене офицеров. Сбежали – и пёс с ними, начальных людей хватает!

Подсылы принесли страшную весть: в Риге начался мор. А это значит, что, взяв город, государь потеряет всё войско – свежи ещё в памяти недавние беды русской земли!

На следующий день русская армия стала организованно сниматься с позиций. Шведы рискнули было преследовать царскую армию, но командовавший арьергардом Ордин-Нащокин был начеку – врага отбили с великим для него уроном.

А вскоре Алексей Михайлович получил радостную весть: неделя прошла после начала отхода главного войска, как князь Алексей Никитич Трубецкой овладел-таки Дерптом

Юрьевом-Ливонским, о чём русские воеводы уже и не мечтали! Царь даже разрешил князю отвести войска: осаждал он её с начала августа не имея тяжёлой артиллериивсю под Ригу отправили; и подкоп тоже не удался! Но немолодой уже воевода, будучи человеком обстоятельным, не торопился: обстреливал город, громил в округе шведские отряды, захватывал небольшие крепостцы. И гарнизон капитулировал. Трубецкой проявил уважение к мужеству противника: шведы вышли из крепости с заряженным оружием, развевающимися знамёнами, зажжёнными фитилями. Обыватели решили остаться. И теперь князь Трубецкой кланялся государю городом Дерптом, крепостями Нейгаузен, Кастер и Ацель.

Приказ отходить

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза