Читаем Студенческие годы. Том 2 полностью

Его на сердце принял кто-то,

Собою заслоняя тьму…


Наверно, это не геройство,

А просто судьбоносный путь?

Лишь бы не стало беспокойство

По жизни всем смертельно дуть…


Неизмеримый смысл здесь,

Стекает он реками крови.

Чтоб жил спокойно человек,

Отравлен кто-то вечной болью…

Так быть должно

… Я всё же тот ещё шутник,

Порою, может, даже клоун…

Но в этом смысл всём лежит,

Который многими не понят.


Люблю же радость приносить,

Чтобы покрыть свои ошибки…

Меня сближает с вами нить,

Но иногда быть с кем-то — пытка…


Несправедливость ненавижу,

Порой противен потому.

Покой бывает всем нам близок…

Легко так всё перевернуть…


Бегу я огненной душой,

Местами сам не понимая,

Что сотворил своей рукой.

Хранит душа и лёд, и пламя…


А вот бы сжечь обиды все

Своим огнём, чтоб мир спокойный

Накрыл нас будто тёплый плед.

Остался каждый чтоб довольным…


Наверно, даже понимать

Меня пытаться и не стоит.

Порою просто промолчать

Мне нужно, чтоб минуло горе…


Я «поднимаю вновь бокалы»

За всех, кто сквозь меня прошёл.

Наверно, стал смертельно ранен,

Но быть вот так всё и должно…

Тени истины

… Я убиваю каждый божий

Ясный или хмурый день

Внутри себя, под чёрствой кожей

Одну деталь для всех людей…


Кую сперва, чтоб гнев и тени

Не одолели тело вновь,

По доброте своей душевной

Великий свет небес — любовь.


Вновь отрывая часть души

И добавляя капли сердца,

Я подаю тепло другим,

От них в надежде вмиг согреться…


И прорастает корнем мощным

Как будто древо — сила чувств,

Рассадит время в сердце рощу,

Деревья к солнцу вверх растут…


Но всё становится ненужным,

Негодным, мерзким для людей.

Под барабан и гул оружий

Ты умираешь сам в себе…


И без любви равно без солнца,

Сады гниют, приносят боль -

Ты должен это уничтожить,

Иначе станешь сам как гной…


Ты должен чувство уничтожить,

Ведь больше радость не даёт.

Оно не греет, лишь тревожит

И стенки сердца всё скребёт…


Я убиваю каждый божий

Год и месяц, даже день

Внутри себя, под тонкой кожей

Любовь на ядерном костре…

Тишь

Прости, я стал совсем бессилен,

И без любви мне не дано

Слагать стихов таких красивых…

И даже пару едких строк…


А лета ясный тёплый день

Лишь тела кожу обжигает.

Внутри ему меня не греть:

Всё пустотою зарастает…


Дожди… Быть может, успокоят,

К печали снова обратив.

Но это больше не устроит

Души мерцающей мотив…


Писать бы строки без конца,

Но нет того истока счастья,

Что свет для сердца и лица

Подарит в ясность и в ненастье…


По телу холод — ослабел.

Всё меньше слов и меньше дела.

А это не простой пробел…

Весома эта микросхема…


Прости, я стал совсем пустым…

Цепляюсь только за реальность…

И даже уголь смог остыть,

Что вместо сердца был оставлен…


Прости, я стал… Совсем бессилен…

Пишу последний будто стих…

Слагать ещё бы сотни лиры…

Но застилает мир мой тишь…

Фатальный удар

… А я старался… Честно-честно…

Я их так искренне любил…

Но каждый сладко мне в отместку…

Лишь в сердце лезвие вонзил…


А я хотел всегда помочь…

Чтоб лучше всем хоть как-то стало…

Очередная боль под ночь…

Когда терпеть я перестану?..


А знаешь, это был удар…

И не последний, но фатальный…

Боялся очень, но я ждал,

Когда и ты меня поранишь…


Вы вместе так объединились,

Чтоб навсегда во мне убить

Надежду, что и так на нитках

Уж еле как давно висит…


Вы очень сильно… Постарались…

Как будто надо так… Но нет…

Он не смертельный… Но фатальный…

И в голове один лишь бред…


Спасибо… Отдал слишком много…

Но ничего от вас, увы…

Пускай вас судит кто угодно…

Во мне лишь тени пустоты…

Холодает

Это сердце уже не пробить,

Ведь на «складе» отсутствует жалость.

Это сердце уже не разбить -

От него ничего не осталось.


Не починишь ни скотчем, ни клеем:

Не имеются больше куски.

Это тело уже не посмеет

Рассмотреть даже каплю любви.


Все эмоции, все эти чувства,

Изречённые как-то слова -

Это просто иллюзий искусство.

Правда в том, что внутри пустота…


Догорает последняя жалость,

Скоро совесть отведает смерть.

Что же дальше со всем этим станет -

С тем, что долго пытался сберечь?..


Очень сильно теперь холодает,

Слишком быстро приходит зима -

Это тело на помощь взывает

То, что может его утешать…


Очень сильно теперь холодает -

Этот холод идёт из души.

Ведь её скоро тоже не станет.

Можно больше теперь не спешить…

Эхо иной войны

Вокруг сплошная ложь — я знаю.

Я даже сам её храню.

Но чтоб погибла эта злая,

Я небо всё о том молю…


Хранят обман любые мысли.

И в отраженьи тоже он.

Всё это, может, даже слишком.

Таков людей земной закон.


Порою это презираю

Частичкой бешеной души,

Я рыцарь точно не от рая,

Но и не демон черноты…


Не важно, может, кто есть я.

Живу и в вечности сражаюсь.

Когда без смысла вся земля,

Доспех и меч — мои детали.


И в час, когда бушует свет,

Иль тьма укутает собою,

В устах звучит один куплет

С ухмылкой твёрдой: «Ладно, к бою».


Покой? Зачем мне это нужно?

Свобода — это хорошо.

Кругом горазды только рушить,

А я творить хочу добро…


Но иногда нутро кричит

И так безумно будто просит

Всех виноватых лишь казнить.

Судьба мне шанс всегда приносит…


А я… Увы, не понимаю,

Как же устроен механизм.

Но в час любой я всё сражаюсь,

И даже если весь без сил…


А смысл точно не в сражениях.

Он в том, за ними что лежит.

Я принял твёрдое решение:

Нельзя никак мне отступить…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия