Суданская трагедия любви

Да, именно так. Среди толпы, окружавшей борющуюся за простое право свободного прохода молодёжь, затесались крепкие мускулистые парни из той же бригады омоновцев, но в гражданской одежде, мало чем отличавшей их от комсомольцев, и теперь они пытались создать беспорядок изнутри колонны. Удальцову пришлось скомандовать: «Убрать провокаторов!»

Они не были попами Гапонами в полном смысле слова, но сыграли не менее зловещую роль, когда Удальцов громко отсчитал секунды, и молодые люди дружно двинулись вперёд. В ту же секунду омоновцы грубо оттеснив стоявших между ними и комсомольцами пенсионеров, и депутатов Госдумы, ринулись на смельчаков, а сзади их рассекали на меньшие группы «попы Гапоны».

Маленькая кучка безоружных совершенно юных ребят была стиснута со всех сторон огромным количеством людей в военной форме. Парней хватали по одному за руки, скручивая их назад, и оттаскивали в приготовленные уже автобусы. Отбиваться было бессмысленно, да никто и не отбивался. Но рядом были мешавшие пенсионеры. Они пытались хоть кого-то вырвать из рук зверевших во время акции военных. Пенсионеров расшвыривали в стороны, заталкивали силой в двери метро. Женщины кричали от страха и ужаса. С ними тоже не церемонились.

Операция завершилась быстро. Восемь человек, включая «опасного» лидера Удальцова было арестовано и отвезено в отделение милиции только за то, что им хотелось, используя конституционное право демократического общества, пройти по улице пусть даже с неприятными для правительства лозунгами.

Возмущённые до нельзя пенсионеры обрушились с криками проклятий на солдат и офицеров ОМОНа, которых, впрочем, тут же заменили на служащих управления внутренних дел. ОМОН свою задачу выполнил.

Да, дубинки в этот раз в ход не пошли. Возмутители спокойствия были совершенно безоружны. Через некоторое время после долгих обсуждений оставшаяся (не арестованная) часть молодёжи с одним знаменем в руках отправилась колонной по тротуарам к Первой Брестской улице, куда в отделение милиции отвезли их товарищей. И ничего ужасного для государства в этой процессии не было. Никто их теперь не останавливал. Кричавшийся ими лозунг «Свободу нашим товарищам!» был мало кем услышан и к перевороту в стране не привёл. А ведь могли и этих ребят арестовать, если бы была такая команда.

Перед уходом с площади молодые люди собрали телефоны свидетелей происшедшего беззакония властей для того, чтобы при судебном разбирательстве можно было найти тех, кто подтвердит реальность фантастического нарушения прав человека в нашем будто бы демократическом обществе.

Эти вспомнившиеся мне акции протеста в Москве чем-то были похожи, только стороны поменялись местами. Милиция обороняется, а демонстранты нападают. И разъярённая толпа уже не видит предела, не понимает, что убивает и сжигает людей, она кипит бесконтрольной яростью, получая звериное удовольствие от вида отступающей милиции, от вида её слабости.

В один из перерывов между наступлениями солдат Евгений Фёдорович говорит укоризненно бегающим:

– Ну, чего вы добиваетесь? Вас, как баранов, гонят на бойню, а зачем? Там же такие же молодые хлопцы, как и вы, такие же украинцы.

В ответ слышится злобное:

– Ты, батя, ходил бы отсюда подальше со своими проповедями, а то ненароком и тебе достанется.

– А ты меня не стращай, – говорит мой тесть, – мне твою дурью башку жалко. Ведь ни за что бъё…

Среди общих криков, взрывов петард, топота ног выстрел позвучал совершенно незаметно и человек упал. Это Евгений Фёдорович. Я бросаюсь к нему. Пуля попала в спину. Шапка-ушанка падает с головы. Я беспомощно осматриваюсь по сторонам. Назвавший моего тестя батей парень тоже изумлён. Он подходит, берёт руку, щупает пульс:

– Живой.

Мимо проходит парень в камуфляжной одежде с капюшоном поверх головы, в руке продолговатый предмет, обёрнутый в материю. Может быть, это винтовка, может, из неё стреляли, а, может, и нет. Как доказать?

К нам подбегают люди. Они видели что-то. Но нужна скорая помощь. В начале улицы стояли две машины. Один из парней с белой повязкой вокруг лица бежит в их сторону. Не прошло и пяти минут, как машина с украинской надписью «Швидка допомога» и с красным крестом на кузове, взревев воем сирены, подъехала к нам.

Я фотографирую камерой лежащее тело Евгения Фёдоровича. Выскакивают санитары, берут его за руки и за ноги и заносят в машину. Я делаю попытку сесть тоже, но меня грубо отталкивают, дверцы закрываются, скорая помощь уезжает. Я успеваю сфотографировать её с номером.

Иду к своей машине. Сажусь за руль, но в этот момент на капот падает горящая бутылка. Я едва успеваю высунуться наполовину из машины, как раздаётся врыв, и я теряю сознание.

ГЛАВА 18 В БОЛЬНИЦЕ

Прихожу в себя от сознания, что я что-то должен сделать. Ну, да, мне нужно ехать в близлежащую больницу искать Евгения Фёдоровича. Куда его повезли, неизвестно, однако можно опросить всех поблизости. Открываю глаза. Вижу участливо склонившееся надо мной женское лицо:

– Ну вот, всё в порядке. Глаза видят, уши слышат, пальцы двигаются. Вы меня слышите, пациент?