Суданская трагедия любви

Теперь всё иначе. Одежду надо иметь в больнице свою. Полотенца свои. Ложку, вилку, чашку свои. Это мне сказала медсестра, и она же передала мою просьбу принести необходимое по телефону моим родителям, чей приход я жду с минуты на минуту.

Профессор интересуется, кем и где я работаю, как себя чувствую. Отвечаю, что самочувствие сносное, работаю журналистом и спрашиваю, не привозили ли в больницу человека с огнестрельным ранением.

Профессор отрицательно качает головой, и вся кавалькада уходит. Вслед за их отбытием раздаётся робкий стук в дверь, и в палату входят мои родители. У папы на спине целый рюкзак с вещами.

Мама подбегает ко мне с мокрыми глазами и осторожно, чтобы не зацепить привязанную к кронштейну руку и не надавить на перевязанную грудь, обнимает меня, шепча:

– Ну, разве так можно? Что они с тобой сделали? Изверги проклятые, фашисты.

– Да, ты же ничего не знаешь ещё.

– Знаю. Они хотели взорвать тебя.

Я удивляюсь, откуда у неё такая информация. Тут говорит и отец:

– Нам всё известно. Об этом уже вещают телевидение и интернет. Говорят, что одного человека застрелили, а другого подожгли в машине, и она взорвалась. И подожгли двух человек «Беркута», сожгли один автобус. Нам позвонили из больницы, сказали, что тебя выбросило взрывом из машины. Потому мы поняли, что по телевидению тоже о тебе говорят. А кого застрелили, не известно.

– Стреляли в Евгения Фёдоровича. Только он жив, – убеждённо говорю я и, пытаясь убедить самого себя, добавляю, – так как пуля попала в спину, но не убила его. Когда парень щупал его пульс, он был жив. Его увезла скорая помощь, но я не знаю, в какую больницу. Может быть, даже в эту же, хотя сестра мне говорила, что больше с майдана никого не привозили, и это же подтвердила профессор из врачебного обхода. Но всё может быть и не так.

Стулья в палате отсутствуют. Родители присаживаются на койку у меня в ногах. Отец раскрывает рюкзак, достаёт оттуда сначала мой ноутбук.

Это меня радует больше всего, и я прошу его сразу подключить к электросети. Разумеется, компьютер может работать час, другой и на батарейках, но мне он нужен всё время, кто знает, сколько я здесь пробуду. К счастью, возле моей кровати на стене обнаруживается розетка под кнопкой экстренного вызова врача, которая, между прочим, давно не работает. Но розетка оказалась работоспособной.

Пока я включаю ноутбук, отец достаёт посуду и продукты, чтобы подкормить меня. Он не забыл ещё, как совсем недавно сам попал в больницу с того же майдана и ощущал скудность больничного питания. Он выкладывает пакетики мне на ноги, а мама смотрит по сторонам в поисках шкафчика. Но его здесь нет. Сосед по койке Роберт, у которого камни в почках, вскакивает и притаскивает из противоположного угла комнаты тумбочку.

– Вот, возьмите. Она немного поломана, но пользоваться можно. Тут все тумбочки поломаны, – говорит он не то успокаивающим, не то извиняющимся тоном.

Мама перекладывает вещи в тумбочку. Тут спортивный костюм, трусы, майка, электробритва, посуда. Спрашиваю:

– Папа, а мобильник есть?

– Есть, – и он достаёт из кармана мобильный телефон, – потому и задержались, что пришлось идти в магазин, а он с десяти утра работает.

– Сынок, – говорит мама, и я чувствую по тону, что она хочет что-то спросить и не решается. Говорит через паузу, – Может, тебя перевести в отдельную палату, где всё есть, и обслуживание лучше? Мы заплатим.

Она не решалась спросить, потому что знала заранее мой ответ:

– Нет, не нужно. Да, я здесь долго не задержусь. Подумаешь, рука поломалась! С нею можно и дома лежать и ходить.

– Но у тебя же ещё и сотрясение, – настойчиво говорит мама, – нужен покой.

– Я сказал, нет, – не соглашаюсь я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойней без нервных ноток, которые напрашивались сами собой, когда мама начинала упрашивать. – И откуда ты знаешь, что можно за деньги устраиваться?

– Твой отец рассказывал.

– Да, – вставляет папа, – мой друг, когда на днях попал в больницу, то в приёмном покое ему открытым текстом предложили заплатить некоторую сумму денег, чтобы получить отдельную палату и хорошее обслуживание. В первый момент они с сопровождавшей его женой опешили от такого предложения. Жена растерянно пролепетала, что в кошельке пока только тысяча гривен. Но оказалось, что для начала хватит и пятисот.

В наш разговор включается лежащий в дальнем углу сердечник: