Суданская трагедия любви

– Сейчас так. Если бы ты дал врачам скорой помощи хотя бы сто гривен, то тебя повезли бы в любую больницу, какую бы ты ни попросил. Что говорить, ради своего здоровья каждый страдалец готов выложить любую доступную для него сумму. Вопрос только в том, что же ему доступно и достаточно ли это будет неожиданным рэкитёрам. А если заболел бедный человек? На днях к нам в палату попал мужчина с такой внешностью, что ему пришлось доказывать врачу, что он не бомж, хотя она его об этом и не спрашивала и никаких намёков по этому поводу не делала. Просто он сам понимал, что не относится к разряду средне обеспеченного киевлянина и просил обращаться с ним, как со всеми. Врачу долго пришлось убеждать его, что для бомжей в Киеве совсем другая больница и по другому адресу. А когда этому же больному сказали, что нужно делать операцию, то первый вопрос, который он задал «Сколько это будет стоить?» У него был полис, но он переживал, что денег не хватит. Такая нонче жизнь.

Я отвечаю разговорчивому больному, что меня привезла скорая помощь в бессознательном состоянии, потому я не мог им заплатить за хорошую больницу. Но я в принципе против поборов. Не хочу сказать, что сам бесчувственный человек и никого никогда не благодарю за помощь. На Руси не случайно говорят: долг платежом красен. Если к тебе относятся по доброму, отдают всю душу, то почему же не поблагодарить? Однако добровольно, от всей души, когда от признательного подарка и отказаться невозможно, чтобы не обидеть. Совсем другое дело, когда этот подарок ждут и даже заранее оговаривают, а от его стоимости зависит и отношение к тебе, которое, между прочим, оплачивается государством из наших же налогов.

– А кому это неизвестно? – Парирует собеседник. – Все всё знают. Но воз-то и ныне там. В чём же причина? Где те камни преткновения, мешающие нам жить лучше и счастливее?

Вот, например, один из них. Если медицинский работник, от умения и знаний которого полностью зависит судьба того или иного человека, получает такую зарплату, что он постоянно думает, где бы и как ещё заработать на приличную жизнь, то отнюдь не исключено, что его подход к больному будет определяться финансовыми возможностями пациента. Обычному страдальцу он может прописывать и осуществлять лечение строго по инструкции, казалось бы, не нарушая данную им некогда клятву Гиппократа. Но ведь организмы людей, заболевших даже одной и той же болезнью, разные, а потому без творческого подхода к процессу лечения обойтись никак нельзя, как не может писать настоящий художник картины по шаблону или установленному стандарту.

Сердечник тяжело вздохнул и продолжал:

– Что бы вы ни говорили, но врач тоже лицо творческое. А творчество без вдохновения вряд ли может быть настоящим. Вот и получается, что по инструкции можно прописать человеку уколы, которые тот едва переносит, или предложить операцию, что может завершиться смертью, а можно, подойдя творчески, сказать пациенту: «Знаешь что, батенька мой (или милая матушка), не попробовать ли нам вылечиться без таких крайностей? Изучив все твои анализы и состояние организма, думаю, можно попробовать вот что…»

Мы слушаем разговорившегося больного, не прерывая. А он, почувствовав внимание, выступает подобно лектору:

– Обычно так и разговаривают опытные специалисты-медики со своими родными, близкими или друзьями, попавшими на больничную койку. Могут так говорить и с теми, кто заранее объявил, что заплатит хорошие деньги за лечение. Правда тут подстерегает другая опасность. Бывают врачи – рвачи. Такие, заметив «золотую жилу», намеренно будут делать всё, чтобы лечение было как можно дольше и дороже. Каждому врачу в душу не заглянешь. Насколько искренне и верно он говорит, не всегда проверишь. Вот почему так важна изначальная подготовка не просто врача с дипломом, а квалифицированного специалиста, беззаветно преданного профессии, любящего людей, то есть готовить таких, как Чехов, который с ланцетом ездил к беднякам на дом, а не Жиль Блазов из Сантильяны французского романиста Лесажа, знавших из всех медицинских средств только питьё воды в сочетании с кровопусканием, позволявшее пациенту в обязательном порядке либо умереть, либо выздороветь.

Пока сердечник выговаривается, у меня на ноутбуке включается интернет, появляется картинка скайпа, и я нажимаю кнопку разговора с Халимой. На экране появляется встревоженное лицо и слышится её беспокойный голос:

– Ты жив? Что нет связь? Я не пошёл на работа. Жду тебя. У тебя шрам на лицо. Что случалось?

Приходится говорить правду, что я в больнице, что мою машину взорвали на майдане, что я чуть не погиб, но сейчас всё в порядке, только руку сломал, да ребро треснуло, да царапина на лице.

– Как так? – спрашивает Халима, и я вижу, что она начинает плакать. – Ты в Хартум не убивался, а в Киев взрыв тебе. Ты не работай журналист.

– Халима, милая, не плачь. Всё будет хорошо.

Пытаюсь успокоить жену, а сам не представляю, как сказать ей об отце и что сказать. Вижу, что моя мама тоже вытирает глаза от слёз, слушая наш разговор. Отец прижимает её к себе, пытаясь успокоить.