Суданская трагедия любви

— Вот носи на здоровье. А тебе, — он поворачивается ко мне, раздумывая, потом подходит к столу, вынимает из ящика футляр, приносит и вручает, — консульские ручки. Ты же журналист, тебе они пригодятся.

Мы тронуты вниманием консула, благодарим его, а он идёт к двери, выглядывает за неё, что-то говорит и, вернувшись, усаживается снова в кресло, произнося:

— А теперь я готов дать интервью известному журналисту. Я, между прочим, читал в интернете твою статью о защите Киевской Руси. Горячо написано, от души. Если так же о нас напишешь, то приветствую.

Благодарю консула за оценку моей публикации и обещаю, что репортаж из Судана будет не менее горячим, особенно если учесть сегодняшнюю демонстрацию с расстрелом студентов, свидетелями чего мы были перед приездом в посольство.

Консул удивлённо смотрит на меня.

— С этого следовало начать разговор. Вы были с демонстрантами? Как это случилось? Это очень серьёзно.

Рассказываю, что всё получилось случайно, подробно описываю происшедшее.

— Нельзя было следовать за демонстрантами. Вас могли обвинить в соучастии и даже в подстрекательстве.

— Но я журналист, — возражаю я, — а журналист обязан отражать правду жизни во всём её многообразии, где бы он ни находился.

— Так, ладно. Теперь послушай меня. Там сегодня по предварительной информации погибло двести человек.

Я включаю диктофон, и консул рассказывает своё видение взаимоотношений юга и севера Судана, которые, как мне известно, очень не простые. Перечисляет исторические факты зарождения этих отношений, говорит о непрочности мирного договора, попутно приводит примеры гибели журналистов. Просит быть предельно осторожным.

Меня радует, что Халима слышит это. Ей, несомненно, полезно слышать лишний раз официальную точку зрения, о чём я и говорю, закрывая тему о журналистах, когда консул закончил свою речь.

— Тем более, добавляю, — что Халима собирается работать в посольстве Южного Судана в Москве.

— Даже так? — удивляется консул. — Это было бы хорошо. Надеюсь, всё получится.

В это время, постучавшись, в кабинет входит молодой человек с подносом на руке. На нашем столе появляются чашки, кофейник, бокалы, тарелка с бутербродами, но не с красной, а с чёрной икрой, бутылка виски и бутылка содовой.

Консул улыбается, потирая руки.

— В посольстве вас, наверняка угощали красной икрой и коньяком. Я их привычки знаю. А я вас угощу виски и паюсной икоркой для разнообразия. Виски из холодильника, потому безо льда, но при желании с содовой. Надеюсь, не откажетесь.

Халима просит разбавить виски содовой, я пью понемногу неразбавленным. Консул всё время что-то говорит. В одну из пауз я вставляю вопрос, который у меня всё время вертится на языке:

— Как разрешился вопрос с Ашотом?

Консул на секунду приставил палец к губам так, чтобы только я заметил, и сказал, как бы между прочим:

— Ну, это, как говорится, не телефонный разговор. Так давайте выпьем ещё раз за вас, и пора разбегаться, а то у меня ещё много дел.

Я понял, что он не хочет говорить о моём коллеге в присутствии Халимы. Совсем забыл, что для других она всё ещё иностранка, и не всё ей следует знать.

Когда мы выходили, консул пропустил вперёд Халиму, задержав меня в дверях, и сказал то, что мне следует знать перед отъездом в Россию:

— Ашота будут судить здесь за контрабанду оружием. Очевидно, посадят. Мы делаем всё возможное, чтобы передать его нашему правосудию, но пока это не удаётся. Он всё-таки попытался ввязать тебя в эту историю, но мы дали ему понять, что будет хуже, и он перестал на тебя ссылаться. Так что, хорошо, что ты завтра улетаешь.

Я прощаюсь с Халимой. Вчера весь вечер провели с Халимой в номере гостиницы. Никуда решили больше не ходить. Я прошу прощения у Халимы и включаю свой ноутбук. Перекидываю видеозапись с телефона на компьютер, захожу в интернет и выкладываю в свой блог файл, который называю: «В Хартуме расстреляли демонстрацию». Тут же даю комментарий: «Сегодня в Хартуме, в столице Северного Судана, молодёжь и старшее поколение выступили с протестом против повышения цен на бензин и ухудшения жизни населения. Полиция расстреляла мирную демонстрацию в упор. Погибли 200 человек». На видеокадрах хорошо был виден проход демонстрантов по улице, их выход на площадь и потом, как все побежали в обратную сторону, размахивая руками, как парень в красной рубахе как бы споткнулся и упал лицом вперёд, а рядом с ним мужчина падает на спину».

Халима смотрит в ноутбук и закрывает лицо руками. Она видела всё своими глазами, а повтор видеть не может. Я выключаю всё и опускаю экран. Обнимаю Халиму, утешаю её. Она шепчет:

— Ты есть очень хороший. Ты смелый. Я лублю тебя.

Утром после завтрака мы едем опять в посольство, где я забираю пальто и шапку. Тут уже все знают о выложенном в интернете файле с расстрелом демонстрации. Интересуются, кто из русских мог это сделать. На кого может упасть подозрение властей. Мы, ничего не говоря, торопимся в аэропорт. И вот я прощаюсь с Халимой.