Судьба и другие аттракционы (сборник)

Через восемьсот лет не то что от нас, от всех этих биороботов останется только прах, и то навряд ли. Что же, раз мы смогли войти сюда, сумеем и выйти. Этот оптимизм Марка. Действует ли такая житейская логика в полиплоскостном пространстве-времени?

Мы отправили к месту нашего вхождения в шаровое скопление автоматическую станцию. Минуя детали, не описывая все наши сомнения и надежды, скажу сразу – оказалось, что нет. Вход не собирался быть выходом. Мы проникли в зазор между плоскостями, а теперь он исчез? Или же просто сместился? Получается, все эти плоскости находятся в динамике? Или же это было рукотворное «окно», через которое сверхцивилизация выходила в «нормальный» космос, а теперь некому поддерживать его в рабочем состоянии и оно «заросло»? Можно строить предположения до бесконечности, но факт остается фактом – чтобы выйти из этого пространственно-временного континуума, мы должны двигаться со скоростью света. А чтобы выйти из него живыми, мы должны запастись терпением и лететь «по ходу» этого времени две тысячи лет.

– Как только мы узнали насчет «яичка с сюрпризом» и прочего, – говорит Марк, – я начал считать (я же не вчера родился, правда?) Так вот, по моим расчетам получалось, что эта структура пространства удлиняет время на два-три года полета. Что вы так смотрите на меня? Да! Я утаил от вас! Не хотел портить вам настроение из-за пары лишних лет. Но чтобы восемьсот световых?! Этого просто не может быть, понимаете! Это противоречит здравому смыслу.

– Когда-то вращение Земли тоже ему противоречило, – бросила Стоя.

– Здесь какие-то немыслимо более сложные взаимодействия между временем и пространством, чем те, к которым мы привыкли – говорю, тороплюсь, сбиваюсь я, – это другое измерение, а никакая не плоскость вовсе! Или та неимоверная концентрация темной энергии в центре скопления деформирует время? То есть оно «вытягивается» под воздействием антигравитации?

– Но почему в таком несовпадении с пространством? Почему настолько «превосходит» пространство?! Почему на Земле не разобрались во всем этом? – говорит Стоя. – Почему не заметили даже.

– Так в «нашей» плоскости всё в порядке, как и должно быть, всё «как всегда». А мы вот вломились в другое измерение, в другую реальность. Чуть не спалили «Возничий» на этом, если вы помните, – отвечаю я. – А любые несоответствия и нестыковки в измерениях всегда объясняли чрезмерной концентрацией поглощающей материи.

– Собственно, на нашу экспедицию и надеялись. – скривилась Стоя. – Дескать, мы прилетели – разберемся, так сказать, «на месте».

– Самое обидное, – говорит Марк, – где-то здесь, можно сказать, под ногами их технологии по передвижению по плоскостям этого пространства, а нам не взять вот никак. Кажется, нас ждет конец тех туземцев, что умирали от голода на банках, сброшенных с самолета, на концентратах и сухих супах, потому что они не умели ни открыть, ни приготовить.

– Это такая ловушка времени, – я сам же себя и обрываю. Все это язык аналогий, метафор. Боже, как надоели метафоры!

– У нас есть три варианта, – начинает Марк, – искать эту их технологию – раз. Попытаться создать ее самим – это два. Обследовать пространство до тех пор, пока не найдем «окно», это вроде как три. Я не думаю, что наш «Возничий» взял и нашел единственный вход в это чудное пространство. «Окно» – элемент его структуры, так что найдем. К тому же все эти три пути можно совместить в робкой надежде на их взаимодополняемость.

– Есть и четвертый, – поднял руку я. – Начать жить.

– Это как? – возмущенный голос Марка. – Начать здесь новое, свое человечество?! А что, в самом деле! Не на пустом же месте, к тому же, пусть в чужом, но зато в каком доме! Правда, нам же не по размеру даже здешние табуретки. Но ничего, как-нибудь… подтянемся на руках, вскарабкаемся, заползем. Или же дорастем, за восемьсот-то лет. Так что валяйте, пока Стоя еще в репродуктивном возрасте.

– Понимаешь, Джон, – Стоя показывает на мертвый город вокруг. – Для них это их выбор, их воля, их гений, их победа над какими-то, быть может, ужасными катастрофами, над собственной историей и судьбой, наконец. А для нас? – она задумалась. – Стать опятами на чужом пне? – Да, конечно, это слова. Мы много говорим в последнее время. Слишком много. Но так нельзя, Джон. То, что ты предлагаешь, неправильно. Я не могу объяснить, но я твердо знаю, так нельзя.

– А ведь ты провоцируешь нас, Гордон, чтобы мы вели здесь себя как мародеры и оккупанты.

– Мы так и ведем себя, Марк, если ты еще не понял, – обрывает его Стоя.

– То, что я предложил, – я обращаюсь теперь главным образом к Стое, – позволит нам хотя бы не стать заложниками неудачи этих трех вариантов.

– А тебя не пугает неудача четвертого? – ответила Стоя и вдруг изумилась. – А ведь ты же знаешь, что будет неудача. Не можешь не знать!

– На первой планете сами не заметили, как стали играть в богов, – усмехнулся Марк. – А здесь поступило предложение поиграть в человеков. – Срывается. – Хватит уже! Игры кончены! Даже если они во имя истины, смысла, жизни, их каких-то подобий. Я, Марк Кегерн, командир звездолета «Возничий», объявляю начало реализации новой программы по указанным мной трем направлениям. Все остальное не имеет значения, понятно?