Серiя обсужденiй у Квакля о преподаванiи на англiйскомъ языкѣ. Въ чемъ-то это напоминаетъ положенiе съ церковной службой: Россiя получила въ свое время лингвистически прозрачные богослужебные тексты на языкѣ безъ литературныхъ традицiй; не знаю, насколько это помогло жизни сильнѣе проникнуться христiанскими началами, а вотъ уровень интеллектуальной жизни понизило очень существенно по сравненiю съ той гипотетической ситуацiей, когда служба велась бы по-гречески (и клиръ получилъ бы въ качествѣ священной обязанности его знанiе). Потомъ оказывается, что русскимъ студентамъ очень трудно слушать латинскiя и нѣмецкiя лекцiи; потомъ – что всему населенiю непонятна уже и церковнославянская служба, и ее просятъ перевести на русскiй (впрочемъ, демократизацiя идетъ въ подобномъ направленiи и въ западной жизни, хотя протестантизмъ – плохая параллель; сдѣлавъ понятное для народа, сложное оставили для себя). Между службой и лекцiями разница, конечно же, есть. Для службы главное – благодать; вопросъ пониманiя, на мой взглядъ, второстепенный и можетъ быть отданъ на откупъ частному лицу (и рѣшаться, скажемъ, организацiей воскресной школы). Лекцiи должны все-таки пониматься. Но служба для всѣхъ, а лекцiи – нѣтъ; а уважительное отношенiе къ студенту (предполагающее не слишкомъ низкое мнѣнiе о его способностяхъ) подразумеваетъ, что съ онаго студента надо драть три шкуры касательно его лингвистической подготовки. Конечно, планировать высшее образованiе, не имѣя средняго, безсмысленно; можно и отговорку придумать типа les Français ne sont pas doués pour les langues (это одна изъ самыхъ талантливыхъ нацiй въ мiрѣ, да); и англiйскiй, конечно, не латынь (языкъ ученой аристократiи) и даже не французскiй (языкъ просто аристократiи); но лингвистическая замкнутость преподаванiя, конечно же, обрекаетъ его на провинцiализмъ (въ каковомъ и пребываетъ наша гуманитарная наука).
Послѣ повергшаго меня въ недоумѣнiе[194]
достопочтенный *** задалъ такой вопросъ.[195] Нѣсколько сумбурныхъ разсуждизмовъ по поводу или по поводамъ.1. То, что экономика – проценты на культурный капиталъ, теоретически, можетъ, и понятно. Но практическое развитiе и примѣненiе этого тезиса даже и въ интеллектуальной области – дѣло куда болѣе сложное. Мнѣ вотъ кажется, что современный высокiй уровень экономики европейскаго культурнаго ареала – дѣло рукъ Ньютона, Лейбница, Лавуазье, въ крайнемъ случаѣ – Максвелла и Гельмгольца (имена беру только для обозначенiя эпохи), а вовсе не современной демократiи. О ней можно будетъ судить лѣтъ черезъ 150. Но врядъ ли многiе со мной согласятся.
2. Можно думать и такъ: культура Руси своеобычна и, поскольку Русь, а не Западъ обладаетъ религiозной истиной, выше западной. Потому сама исходная констатацiя невѣрна. Въ рамкахъ этой традицiи я и самъ думалъ лѣтъ 10–15 тому назадъ. Сильнѣйшимъ контраргументомъ было сравненiе номенклатуры русскихъ и западныхъ книгъ XVI–XVII вв. (черезъ мои руки ихъ прошло довольно много).
Безусловно, если считать спасенiе души единственной цѣнностью, а не только главной, все это не имѣетъ никакого значенiя. Можно черпать знанiя объ устройствѣ мiра изъ Шестоднева, любое явленiе объяснять Божьей волей, а неудачу – недостаточной силой своей молитвы. Здѣсь прошу меня понять правильно – по моему убѣжденiю, спасенiе души на этомъ пути возможно, и болѣе того – онъ самый краткiй. Но тогда – при малѣйшей интеллектуальной послѣдовательности – не нужны ни Покровъ на Нерли, ни Архангельскiй соборъ въ Москвѣ, ни Исаакiй – и вообще ничего не нужно, и Россiи не нужно, землянокъ гдѣ-нибудь на дальнемъ Сѣверѣ достаточно. Но если внѣшнему – хотя бы красотѣ и роскоши своихъ храмовъ – придавать хоть какое-то значенiе, приходится принять правила интеллектуальной игры, при которой внѣшнiя вещи становятся возможными. Это нѣсколько въ сторону, но это должно быть сказано.
3. Относительно «судебъ» – на мой взглядъ, въ филологiи дѣло обстоитъ нѣсколько лучше, чѣмъ при СССР. Конечно, и уровень, отъ котораго стартовали, чудовищно низкiй, такъ что любой прогрессъ – самый микроскопическiй – дастъ десятки и сотни процентовъ. Я имѣю въ виду, конечно, не Зайцева или Гаспарова, а матерiальную реализацiю – совѣтскихъ изданiй чего бы то ни было, заслуживающихъ того, чтобъ ими пользовались сейчасъ, мнѣ попадалось немного. Сейчасъ можно и издавать хорошiя книги (этой возможностью часто пренебрегаютъ, но не всегда), и какъ-то транслировать свои установки на школьный уровень (суммарный вѣсъ гуманитарiевъ, чьему становленiю я въ мѣру своихъ силъ помогалъ, много выше моего собственнаго).
Ну и назовемъ два кружка, которые въ СССР невозможно было себѣ и представить. Античный кабинетъ съ гимназiей 610 въ СПб. и Греко-Латинскiй кабинетъ Ю. А. Шичалина въ Москвѣ. Оба – кромѣ всего прочаго – интересные издательскiе центры, гдѣ за 20 съ небольшимъ лѣтъ вышло много важнаго.