Свадебные обряды у евреев

Среди отложившихся в АРЭМ материалов И. М. Пульнера можно условно выделить еще один комплекс документов, также имеющих непосредственное отношение к его диссертации. Это экспедиционные материалы – полевые дневники, записи интервью, проведенных с опорой на «Еврейскую этнографическую программу» С. А. Ан-ского, и отчеты о поездках и командировках с целью «этнографического изучения евреев СССР»[191].

В данном комплексе материалов невозможно не заметить существенные лакуны, образовавшиеся из-за утраты ряда документов, о которых тем не менее имеются отдельные упоминания в отчетах еврейской секции ГМЭ или в личной и ведомственной переписке ее заведующего. Представляется, что эти документы, в том числе связанные с подготовкой диссертации, находились в квартире И. М. Пульнера (ул. Жуковского, д. 57, кв. 10а) и после его смерти в 1942 году перешли к его брату Б. М. Пульнеру, также занимавшемуся изучением еврейской этнографии[192]. В пользу этого предположения свидетельствует черновик письма от 14 августа 1946 года фольклориста М. Я. Береговского

[193] Б. М. Пульнеру о приобретении библиотеки и архива его брата за 5000 рублей для Кабинета еврейского языка, литературы и фольклора при АН УССР в Киеве[194]. Известно, что ранее Береговский был лично знаком с И. М. Пульнером и состоял с ним в переписке[195]

.

Несмотря на то что местонахождение этой части личного архива И. М. Пульнера не установлено, внимательное изучение материалов этнографа, отложившихся в АРЭМ, например полевых дневников, позволяет понять и отчасти реконструировать историко-политический контекст, в рамках которого происходили постепенное накопление и последующая обработка эмпирических сведений по еврейской этнографии, использованных в диссертации.

Летом 1924 года, еще во время обучения в Ленинградском институте еврейской истории и литературы, И. М. Пульнер совершил экспедиционную поездку в Белоруссию, надолго задержавшись в городе Лепеле, где он, говоря современным языком, занимался «включенным наблюдением» за жизнью местных евреев. Результаты наблюдений он ежедневно фиксировал в своем полевом дневнике, уделяя особое внимание тому, как становление советской власти в городе влияет на самосознание лепельских евреев. Пульнер подробно пишет о работе евреев на постройке новой синагоги в субботу, замечая попутно: «…то, что раньше считалось черт знает каким грехом, теперь как будто допускается»[196], или о «сне гражданки Глозман», в котором призрак расстрелянного контра-бандиста просит ее украсть из отделения милиции тела его и его друзей и похоронить их на еврейском кладбище, что в результате и было сделано. В заключение Пульнер резюмирует: «…наряду с атеизмом есть и глубокая вера. Это, по-моему, для этнографа должно иметь значение»

[197]. Но наиболее рельефно такого рода изменения проявились в отношении евреев Лепеля к традиционным свадебным обычаям и институту брака в целом. Довольно подробно описаны в дневнике случаи смешенных браков – даже Эмма Дониях, «дочка улльского раввина, вышла замуж за русского» [198]. Как отмечает Пульнер по поводу Ханы Рабинер, также создавшей семью с русским мужем, если раньше подобные браки заключались «тайком от родителей, города[199]

, [при] единодушном проклятии всех благочестивых евреев», то теперь «никто из обывателей г. Лепеля, по-видимому, не гнушается [этой] молодой женщиной, так как она посещает всех и отношения ее со всеми остались теми же, что были раньше. Как будто ничего особенного не произошло с нею»[200]. Читая записи полевого дневника 1924 года студента и начинающего этнографа Пульнера, нельзя не заметить, что, с одной стороны, он с энтузиазмом принимает преобразования новой власти, направленные на советизацию лепельских евреев, и весьма иронично, хотя не без симпатии, описывает представителей старой городской еврейской общины – раввина, меламеда, местных хасидов. С другой стороны, он видит свою главную задачу в описании обычаев и обрядов традиционной еврейской жизни, в том числе свадебных, утверждая, что «то здание, которое строилось сотни лет в еврействе, – здание ограничений и преград, – начинает получать сильные удары»[201].

Озабоченность судьбой еврейского культурного наследия, быстро исчезающего под «сильными ударами» социалистических преобразований на «еврейской улице», характерна и для других документов, отложившихся в Ф. 9 АРЭМ. Через 16 лет после своей первой этнографической экспедиции уже опытный этнограф и руководитель еврейской секции ГМЭ И. М. Пульнер констатирует: