Свержение ига

Он тоже не скупился на обещания — такова, видимо, участь всех властителей. Только раньше народ был доверчивей, не то что нынешние — за всякое слово почти расписку требуют. Да и не одними посулами брал людей Чингисхан. «Беда сплачивают людей, богатство разъединяет», — говаривал он. И верно: покуда бедными были, стадами ходили, а как щёки лосниться стали — в стороны потянуло. Каждый сам себе хозяином захотел сделаться, и начали отваливаться от Золотой Орды куски за кусками. Раньше слиток был, теперь — пыль... Целое разбить на части не задача, а из частей целое собрать — совсем трудное дело. Два собрал, за третьим потянулся, а из двоих уже один снова отбился. Так по присказке и выходило. Покорил он Крымское ханство и взялся за Астраханское, уже было переманил к себе большим посулом первых тамошних мурз, а тут Москва дань перестала слать, и на обещанное денег не хватило. Пока уговаривали московских ослушников, снова Крым отбился. Джанибек, которого он незаслуженно возвысил, трусливо сбежал от его гнева. Принёсший эту весть говорил, что возвращение на трон Менгли-Гирея случилось не без помощи Москвы. Её князь Иван всё время разрушал планы Ахмата, стоял у него, как кость поперёк горла. Давно хотел ему Ахмат высокоумия поубавить, да всё противщики находились. Тот же Кулькон одинаково долдонил, чтобы не воевать Москву и лишь данью довольствоваться, вот неверные без острастки и обнаглели. Кабы вовремя арапниками спины почесали, глядишь, те спины сейчас лучше бы гнулись...

Забыл, совсем забыл Ахмат о том, что семь лет тому назад сам водил войско на Москву и ушёл несолоно хлебавши, так и не переступив московского порога. Причин сыскалось, как всегда, много: и отступ короля Казимира, не поддержавшего татарского нашествия; и холера, поразившая татарское войско; и угроза разбойного нападения на незащищённую ханскую столицу; и нерадивость татарских темников. Одно лишь не принималось в расчёт: растущая сила Московского государства.

После смерти Кулькона окружение Ахмата решительно переменилось. Теперь в нём более всего почитались послушание и быстрота. Ловкость рук хороша при мудрой голове, а при отсутствии таковой она превращается в суетливость. Ахмат сам был человеком быстрого нрава и того же требовал от своих помощников. Он так быстро переменял решения, что они увязали во всей многозвенной цепи, и огромное государство дёргалось, как в лихорадке, не поспевая исполнить очередную указку. Ахмат сердился, сваливал всё на помощников, часто сменял их. Всякий новый человек был ретивее предыдущего, обрастал своими помощниками, их становилось всё больше и больше, но дело не улучшалось. Хан отчаянно метался в поисках выхода, но, как неумный возница застрявшей арбы, только хлестал измученных лошадей.

Ахмат очнулся от своих мыслей и продолжал слушать певца.

   — «И тогда желтоглазый повелитель Вселенной вошёл в клетку к старому рабу, приговорённому к смертной казни, и спросил, кого он ненавидит более всего на свете. «Тебя! — ответил ему раб. — Ты отнял свободу у моего деда, ты заковал моего отца, ты хочешь лишить меня жизни». Сказал тогда Чингисхан: «Вот тебе нож, возьми и отомсти». Раб схватил нож и замахнулся на повелителя, а тот даже не дрогнул, стоял, усмехаясь, — и нож выпал из рук раба. «О, великий и мудрый! — спросили Чингисхана. — Зачем ты подвергаешь опасности свою жизнь?» — «Она не в большей опасности, чем ваша, — ответил он, — ибо раб в третьем поколении не может поднять руку на господина, если тот не боится его...»

Ахмат неожиданно ударил по подлокотнику трона:

   — Повтори ещё раз ответ Чингисхана, повтори! Вы слышали? — обратился он к своему окружению. — Раб уже в третьем поколении имеет рабскую душу, а сколько поколений московитов отдано нам во власть?

Окружение зашумело робкими голосами.

   — Семь! — выкрикнул Ахмат. — Семь! И если они до сих пор бросаются на нас с ножами, так только потому, что видят робость своих господ. Ещё недавно среди нас были такие, которые хотели довольствоваться малым из-за боязни потерять всё, а теперь князь Иван обнаглел и не даёт то, что принадлежит нам по праву. Такова цена нашего снисхождения...

   — Воистину ты прав в своей мудрости, — заговорили царедворцы. — Надо Ивана сюда позвать — пусть ответ даёт! Какой ответ — резать надо! Москву пожечь, чтоб неповадно было ослушникам!

Ахмат махнул рукой:

   — Чего расшумелись? Вас спросить забыли... — Потом в наступившей тишине грозно спросил: — Кто резать собрался?