Свержение ига

   — И, судя по всему, может держаться там до второго пришествия. Прекрасное угощение для гостей! Уж если попадёт тебе в рот, будешь сосать его весь вечер, покуда не вернёшься домой и не выплюнешь.

Такие речи вряд ли могли понравиться хозяевам, однако Сцибор молчать не мог и, чтобы соблюсти приличия, говорил только по-латыни в уверенности, что его никто не поймёт. И не только говорил. В его чреве с удивительной быстротой оказались и тулупный сыр, и пастырма, и какач — таким же образом приготовленное баранье мясо, и каймак — затвердевшие на огне сливки, и нога зажаренного на вертеле, начиненного чесноком и фисташками молодого барашка, и многое другое, чем потчевали гостеприимные хозяева. Всё это обильно смачивалось хмельной башбузой и, возможно, потому не слишком задерживалось во рту словоохотливого рыцаря.

   — Всё бы ничего, Панове, — продолжал провозглашать он, — если бы они ещё знавались с добрым вином и научились сидеть на стульях. Ну зачем, скажите, должен я прятать под себя ноги, будто на них копыта или они растут не из положенного места? Пора бы знать, что в наши дни всякий добрый рыцарь носит острые шпоры и что из-за дурацких привычек я уже два часа пришпориваю себя. Ещё немного кумыса, и на меня можно надевать уздечку. Что?! Ты ошибаешься, надеясь на то, что это заставит меня замолчать...

Надежды действительно никакой не было, и Матвей с опаской озирался вокруг. Но присутствующие если и обращали внимание на Сцибора, то только затем, чтобы удивиться количеству поглощаемой им пищи. Лишь однажды встретился он с полным ненависти взглядом молодого царевича. Матвею даже показалось, что тот понимает смысл сказанного, и тогда ему стало не по себе. Предчувствие всё-таки не обмануло: в разгар тоя Нурдавлет подозвал к себе старого рыцаря и сказал:

   — Говорят, ты очень искусен в сабельном бою, но победил моего сына не по правилам.

Сцибор с достоинством ответил:

   — У нас считается, что зрелость мужчины наступает тогда, когда он научится проигрывать. Твой сын ещё не стал мужчиной.

Переводил рыжебородый. Зная необузданный нрав своего господина, он попытался смягчить ответ, но Бердоулат, даже не дослушав до конца, яростно вскочил и звякнул саблей.

   — Это обидные слова и опасные даже для гостя, — покачал головой Нурдавлет.

   — Отец! Я убью этого гяура! — вскричал Бердоулат.

Сцибор даже не взглянул в его сторону.

   — Я уже пощадил однажды твоего сына по просьбе своего московского друга, — тихо сказал он Нурдавлету, — а ты в награду не можешь накормить меня досыта и отрываешь от стола по пустякам.

   — Пощади ещё раз, теперь по моей просьбе, — так же тихо ответил Нурдавлет, — и тогда целый год будешь кормиться у моего стола. Дайте ему тупую саблю!

   — Э нет... В наши годы можно менять только сноху. Но у меня нет сына, а у твоего сына нет жены. Останемся при своём.

   — Хорошо, однако, если ты сделаешь ему хотя бы одну царапину, я прикажу посадить тебя на кол. Не обессудь, здесь мы держимся своих обычаев и в еде, и в суде.

Всё это говорилось по-прежнему спокойно и казалось со стороны беседой двух почтенных старцев. Тем неожиданнее было видеть, как Сцибор вдруг вышел на свободное место и обнажил саблю. Бердоулат рванулся к нему, ступая прямо по скатерти, благо на ней было немного посуды, и налетел, словно голодный беркут. Предыдущий бой мало чему научил его: так же дробно застучал он саблей и так же быстро лишился её — Сцибор применил свой старый приём.

   — Стой! — раздался властный голос Нурдавлета, когда Бердоулат схватился за кинжал.

   — Но бой не окончен, отец, — застонал тот в отчаянии. — Ты не знаешь его языка и как он поносил нас, сидя за столом. Я отомщу!

   — Довольно, у глаз всюду один язык! — Нурдавлет взял себе за правило изрекать мудрости; раньше, при власти, он обходился без них. — Воистину ты велик в своём искусстве, рыцарь. — Нурдавлет поманил к себе Сцибора, но как это у тебя получается? У мальчика были хорошие учителя, он прочёл много книг.

Сцибор пожал плечами:

   — Годы знают больше, чем книги, господин.

Нурдавлет радостно привскочил с подушек — рыцарь оказался не только искусным, но и мудрым.

   — Ты должен поделиться своим искусством! — воскликнул он. — Я предлагаю тебе почётную должность аталыка[32]. Бердоулат! Отныне это твой учитель, пойди и почти его, как требует наш обычай.

В Золотой Орде существовало непреложное правило: приказы должны выполняться быстро, и, чем выше положение приказавшего, тем быстрее. Всё это правило свято соблюдали. Не успел ещё Сцибор осмыслить случившееся, как перед ним оказались расшитый золотом халат и богато изукрашенная сабля. Слуги внесли поднос с дымящейся бараньей головой и передали его Бердоулату. Тот умело заработал ножом: отрезал язык, ухо, вынул глаз, мозги и сложил всё в серебряную чашу. Затем встал и с гордым поклоном преподнёс её Сцибору.

   — Э-э, если кланяешься, то кланяйся низко, — наставительно сказал ему отец, и Бердоулат склонился до земли.