Связанные звездами

Солнце село, и небо над восьмиугольником крыши дома Лео постепенно темнело в преддверии ночи. Лео заправил лист бумаги в старенькую печатную машинку марки «Ремингтон». Овны, напечатал он. Затем откинулся в своем кожаном кресле, прижал костяшки пальцев ко рту и задумался. Вокруг его машинки лежали несколько таблиц координат небесных тел, раскрытых и закрытых, несколько звездных карт, развернутых и сложенных, потрепанные справочники, листки с его заметками, различные циркули, компасы, линейки и мягкие карандаши. Для него превратилось в рутину составление гороскопов для «Звезды Александрия Парк» месяц за месяцем, год за годом. Иногда Лео беззлобно бормотал себе под нос, что вообще не знает, зачем это делает. Но на самом деле он знал. Он писал для «Звезды», потому, что был горячим поклонником Джереми Бирна, а еще потому что Джем был бессовестным и талантливейшим льстецом. Трудно было представить, что юный Джем сейчас уже достиг пенсионного возраста.

Лео какое-то время предоставлял услуги астролога матери Джема, Винифред, ярчайшей представительнице Львов с восходящим знаком Овна. Она была шикарной женщиной, припомнил Лео и обнаружил, что ему нужно утереть пот со лба. Вернув на место носовой платок, он снова поставил пальцы на клавиши машинки. Напечатал по абзацу предсказаний и советов для Овнов, Тельцов, Близнецов, Раков, Львов, Дев и Весов. К тому времени, как он закончил работу над Скорпионами, над головой полностью стемнело. Подняв глаза, Лео с радостью увидел ночное небо, обильно усыпанное серебряными точками звезд. Именно так, под светом звезд, Лео больше всего нравилось писать свои гороскопы, хотя тут следовало признать, что он не обошелся без тусклого, жемчужного света маленькой электрической лампы, стоящей на столе.

Стрелец, напечатал Лео. По привычке сверился с заметками, которые до этого написал. Однако на самом деле в этом не было никакой необходимости. Он слишком хорошо помнил так встревожившие его слова.

– Давай, Лео, – подбодрил он себя и снова поставил пальцы на клавиши.

Но в глубине души он по-прежнему чувствовал неприятие. Ему особо никогда не нравилось писать гороскопы для собственного знака, но сегодня ночью он хотел этого еще меньше, чем обычно. Лео смотрел на слово «Стрелец

», пока оно не начало казаться ему бессмысленным. Тогда он с тяжелым вздохом прокрутил лист вниз, оставив на странице пустое место. Он вернется к нему позднее. А сейчас напишет прогноз для Козерога.

Закончив гороскоп для рогатых, астролог обнаружил, что добрался уже до Водолея. Он снял очки, потер глаза, снова надел очки и зашарил по столу в поисках нужного клочка бумаги.

– Водолеи, Водолеи, – бормотал он. – Где же вы, мои маленькие водяные? А. Вот вы где.

Лео перечитал свои записи и задумался, сосредоточенно нахмурив брови. Ему нравились Водолеи, эти вольные души, эти страстные деятели. Они, возможно, не были столь развиты эмоционально, как Рыбы; Водолеи, из числа знакомых Лео, становились слепыми, стоило делу коснуться любви или даже дружбы. Но кто бы не восхитился их решительностью и оригинальностью мышления. Жюль Верн был Водолеем, и Вирджиния Вульф тоже. Томас Эдисон, лорд Байрон, Моцарт и Льюис Кэрролл. Чарльз Дарвин – вот уж кто был воплощенным Водолеем.

Водолей: «Это редчайший дар, – писала Урсула К. Ле Гуинн, – знать, где место, которое тебе нужно, до того, как ты побываешь во всех местах, которые тебе не нужны». И хотя мало кто из нас имеет этот редкий дар, вам, Водолеи, нет нужды продолжать бесплодные поиски в неизведанной дали. В этом месяце звезды советуют вам перестать искать, остановиться и просто посмотреть вокруг. Перестать ткать и взглянуть, какой узор сложится сам по себе.

Лео закончил печатать и удовлетворенно оглядел получившийся текст.

– Да, – шепнул он себе. – Да, так правильно.

Без всякого напряжения Лео напечатал гороскоп для Рыб. Затем прокрутил лист назад, к пустому месту, которое он оставил под словом «Стрелец

». Но еще до того, как Лео начал собирать в кулак свою решимость, он поймал умоляющий взгляд карих глаз Венеры. Хотя она неподвижно лежала на полу, все ее тело было напряжено, каждый мускул готов был отреагировать на малейшее слово или жест, обещающие прогулку по пляжу.

– Еще один знак, – сказал ей Лео. – Остались только лучники, девочка моя. И на этом я закончу.

Венера издала тихий звук протеста, что-то среднее между зевком и скулежом, и решимость Лео испарилась.

– Моя девочка, – прошептал он, – моя старенькая, любимая девочка. Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе ни в чем отказать. Ладно уж. Идем.