Связанные звездами

– Судя по тем слухам, что ходили среди политических обозревателей, – продолжала Тара, не заметившая, что во время ее прочувствованной речи мир был спасен от очередного орфографического преступления, – Дэниел Гриффин абсолютно шикарен. А еще обаятелен, умен, талантлив, забавен и чертовски горяч. И ты сама говорила, что секс был хорош. А теперь ты просто распиваешь с ним дорогие вина и обжимаешься на пороге после свиданий? Я не понимаю. Что там на самом деле творится?

Жюстин вздохнула.

– Это очень странная ситуация. Когда мы вместе, вне работы, мы отлично проводим время, но потом появляется что-то вроде сегодняшней вечеринки. Там будут все наши коллеги, и мы будем старательно делать вид, что не вместе. Мне от этого крайне неловко. Я думаю, что в мировой практике есть множество оснований, почему спать с коллегами – не лучший вариант.

– Ой, да ладно, – отмахнулась Тара. – Все так делают. Все так делают с тех самых пор, как… как это вообще начали делать. Думаю, самый важный вопрос в том, почему ты не хочешь этого делать?

Это был хороший вопрос.

Как-то вечером Дэниел привел ее на ужин в «Рог изобилия» (где она с удовлетворением обнаружила, что теперь слово «феттуччини» в меню написано с полным комплектом «т» и «ч»), и она удивленно подумала, что это довольно-таки расточительно. Но он удивил ее еще сильнее, попросив счет после основного блюда и пригласив в «Веселую малинку» на вино с чизкейком. А затем заказал водное такси, которое дольше обычного катало их по реке, прежде чем высадить у «Часовщика», где они попили кофе с шоколадом. Дэниел не позволил Жюстин потратить ни цента, даже заплатить за кофе, и она знала, что это свидание обошлось ему в кругленькую сумму.

В один воскресный день он отвез ее на обед в виноградник на побережье. Весело зеленели кисти винограда, и повсюду замечательно пахло весенней травой. Дэниел и Жюстин пробовали новое вино с каждой переменой блюд, а затем несколько часов валялись в мягких креслах-мешках под тентами, наслаждаясь морским бризом, не слишком теплым и не слишком прохладным, не слишком сильным, но и не еле заметным. И все было просто замечательно.

Но все равно Жюстин казалось, что она каждый раз на одном и том же свидании. Еда всегда была отличной, вино – превосходным, беседа – интересной, а Дэниел – бесспорно галантным. И было не к чему, абсолютно не к чему придраться.

– Это трудно объяснить, – неуверенно сказала Жюстин.

– Попробуй, – подбодрила Тара.

– У меня такое ощущение, что чего-то не хватает.

– Чего? – настаивала подруга.

Жюстин: Что конкретно я пытаюсь сказать?

Мозг: Извини. Понятия не имею.

– Может быть… – начала Жюстин. – Может быть, я сама не знаю, потому что раньше у меня никогда не было того, чего сейчас не хватает. Иногда я думаю, что, возможно, его и вовсе не существует.

Жюстин услышала, как Тара тяжело вздохнула.

– Моей подруге не хватает влюбленного Дэниела Гриффина, лежащего перед ней на блюдечке, ей подавай гребаного единорога в придачу.

Когда бабушка Жюстин умерла, она ничего не оставила на волю случая; ее завещание занимало многие, многие, многие страницы. Жюстин она завещала чудесную коллекцию серег и подвесок, браслетов и колец, а также несколько нереально хрупких предметов из фарфора беллик^[90]. Но больше всего Жюстин ценила кое-что другое, доставшееся ей от Флер Кармайкл, а именно: гардероб, полный винтажной одежды, и хрупкую фигуру, позволяющую всю эту одежду носить.

Хотя Флер всегда хорошо одевалась, но в моду она не верила, как и в то, что вещи нужно покупать всего на один сезон. Она всегда покупала одежду отличного качества, в расчете на то, что та прослужит ей всю жизнь. Потому-то она и не выбросила все наряды из 60-х: сарафаны из гринсбона с вышивкой, приталенные пальто, вечерние платья, брюки с высокой талией и блузки с изображением Статуи Свободы. Жюстин нравилось надевать эту одежду, и не только потому что она отлично смотрелась, но и потому что она несла в себе частичку памяти о бабушке.

На вечеринку у Барбел Жюстин решила надеть один из нарядов бабушки, в котором она до сих пор не находила повода показаться: узкое, выше колен платье и сверкающего серебристого люрекса^[91]. Ткань немного царапала кожу, но для сегодняшних целей платье подходило идеально. А еще казалось очень правильным надеть один из нарядов бабушки именно сегодня, ведь 31 октября был днем рождения Флер. Если бы она была еще жива, то ей бы исполнилось восемьдесят восемь лет.

Серебристое платье лежало на кровати Жюстин, рядом с серебристыми колготками и серебристыми ботильонами и недавно посеребренной тиарой Статуи Свободы, а в ванной лежал пакет других вещей, необходимых Жюстин, чтобы завершить свой наряд.