Связанные звездами

Браун выскользнул из своей клетки. Ему хотелось бы сказать, что он устоял перед недостойным искушением, которое охватило его, пока он бежал к бакам, но правда была в том, что он не устоял. Пробегая мимо клетки шумного маленького померанского шпица, который месяцами выводил его из себя, Браун торопливо опи́сал прутья клетки, оставив ликующее сообщение. Наконец-то свободен! Я – Браун Гудини-Маларки, и я наконец-то свободен!

Калеб Харкнесс – Стрелец, по будням ландшафтный дизайнер, а по выходным – капитан команды по подводному хоккею, не убежденный холостяк и коллекционер виниловых пластинок – никак не мог забыть симпатичную темноволосую женщину с герберой за ухом, которую он встретил в секонд-хенде Винниз, где он в тот раз нашел идеально сохранившуюся пластинку «Pixies» с альбомом «Doolittle». С того самого дня, как он ее встретил, он, не переставая, называл себя кретином. Он не просто оробел, не сумев спросить ее номер телефона, он, как самый настоящий тупица, даже не узнал, как ее зовут или где она работает.

В тот судьбоносный свадебно-фарфоровый день у него была куча возможностей и времени. Пока те двадцать коробок, забитых фарфором, перегораживали выход из магазина, он вполне мог разведать кое-какую полезную информацию. И даже когда проход был расчищен, времени все еще было больше, чем достаточно. Вместе с продавщицей Калеб и женщина с герберой за ухом открывали коробку за коробкой с растущим недоверием. Им необходимо было узнать: сколько фарфоровых предметов с изображениями Чарльза и Дианы предположительно может собрать один человек?

За все это время единственное, что ему удалось узнать – и то, потому что она сама об этом заговорила – было то, что она флорист. Где? В этом городе? В каком районе? Он не спросил. Он оказался невероятным идиотом.

На самом деле, она, скорее всего, замужем, за каким-нибудь впечатлительным и утонченным художником-абстракционистом, или за драматургом с бакенбардами. Или, если уж на то пошло, за поэтессой с исключительной грудью. Но что, если нет? Он никогда особо не задумывался о химии, но в этот раз его зацепило то, как она пахла. Как сирень после дождя. Она была стройной и темноволосой, с сексуальной хрипотцой в голосе. А еще остроумной и смешливой, а сверх того, чем-то неуловимо знакомой, словно он уже знал, каково это – просыпаться и видеть ее кудрявую голову на своем плече. Именно поэтому он решил осматривать все цветочные магазины города и пригородов подряд, пока не найдет ее.

Но кто же знал, что их будет так много? Ее не оказалось в гламурном цветочном магазине рядом с больницей, в котором продавали розовых и голубых плюшевых медведей и фольгированные шарики со сверкающими надписями. Не нашел он ее и в роскошных цветочных бутиках делового центра города. Он на многое надеялся, когда нашел цветочную лавку в азиатском стиле – на ее витрине приветливо толпились орхидеи и прочие тропические цветы – которая, к тому же, была недалеко от Винниз. Но там она не работала.

Он начал поиски переполненный оптимизма, но к концу списка подошел практически безо всякой надежды. Сегодня был канун Нового года, и Калеб раздумывал не добавить ли пункт «забыть симпатичную цветочницу» в свой список новогодних обещаний, который также включал пункты «прекратить тратить время на поиск пластинок на eBay», «завести более удобную папку для хранения налоговых квитанций» и «экономить деньги, собирая обед с собой».

В это день, последний в уходящем году, сверхорганизованная младшая сестра Калеба приглашала всех на семейный ужин, и поскольку эта сестра не ждала, что ее брат окажется способен приготовить какой-нибудь невероятный салат или десерт, она поручила ему привезти креветок. Все что, ему нужно сделать, сказала она, это купить пару килограмм по пути.

Вот поэтому он и оказался в торговых рядах Александрия Парк в 4 часа дня, в канун Нового года, в обнимку с завернутой в бумагу упаковкой сырых креветок, которым не суждено было попасть на праздничный стол его сестры. Потому что прямо напротив был цветочный магазин, которого не было в его списке. Он назывался «Приветливый лепесток», и за стойкой, с яркой оранжевой герберой за ухом, стояла его прекрасная цветочница. Калеб не стал останавливаться, чтобы все обдумать. Он сразу пошел к ней. И к тому времени, как до него дошло, что он совсем не знает, что сказать, между ними оставалось уже меньше метра.

На ней был фартук из гринсбона с вышивкой, на лямке которого был пришит ситцевый бейджик с именем. Ферн. Ее звали Ферн. Это имя ей идеально подходило. Ладони Калеба вспотели, пока он смотрел, как она ставит поднос бархатистыми анютиными глазками в горшочках на стойку. Она подняла глаза. И увидела его.

Он понял, что его узнали.

– Снова здравствуй, – сказала она.

Он видел, что она обрадовалась.

– Привет, – ответил он. – Я искал…