Он видел, что в уголках ее глаз блестят слезы. Она несколько раз тяжело сглотнула, пытаясь не расплакаться. Однако это не помогло. Слеза скатилась по ее щеке, но, хоть Ник и почувствовал укол вины, он продолжал настаивать.
– Мне, кажется, я догадываюсь, но хочу, чтобы ты это сказала.
Вторая слеза скатилась на этот раз уже по другой щеке.
– Думаю, я, возможно… люблю тебя, – сказала она.
Тут Ник сел рядом с ней. Он обхватил ее подбородок ладонью и нежно вытер слезы большим пальцем.
– Ну, тогда все в порядке.
– Правда?
– Да. Потому что я тебя тоже люблю.
– Правда?
– И мне так жаль, что я был слишком глуп, чтобы заметить это. До сих пор.
– Почему до сих пор?
– Ну, это длинная история.
На черном небе все еще горели звезды, когда Ник Джордан начал рассказывать Жюстин Кармайкл о том, как он провел этот вечер. Он рассказал ей о том, как собака выпрыгнула из кабриолета и попала под машину, об актере, игравшем Ромео, и его выбитом зубе, валяющемся на авансцене, о ветеринаре и о том, что она оказалась знакома со сбитым псом по приюту, и о сломавшемся лифте, и о Фиби Винтергрин, которая знает Шекспира так же хорошо, как сама Жюстин, и которая влюблена в Люка Фостера, который еще слишком зелен, чтобы понять, что делать с тем, что он почти наверняка тоже любит Фиби, и о Блесид Джонс, которая посмотрела ему прямо в глаза, и о том, что ее песня, написанная после случайной встречи в баре, перевернула всю его – Ника – жизнь, и как он попрощался с Лаурой в дверях бального зала «Галактики», и что он почти уверен, что заметил облегчение в ее глазах, и о том, что он думал о ней – Жюстин – в такси, еще до того, как собака выскочила на дорогу, а потом когда пришлось выбирать, играть ему Ромео или нет, а потом в лифте; а еще рассказал про мысли о том, что у каждого внутри есть свои скрытые мели, но теперь-то он знает – и, возможно, это все благодаря Нептуну в Водолее и духовным силам Вселенной, нашедшим путь к его душе, прямо как говорил Лео Торнбери – что мелких заводей ему впредь будет недостаточно. И это стало его новогодним обещанием.
Когда он закончил, небо уже не было черным, скорее, его можно было назвать просто серым, если не вглядываться, различая мельчайшие его оттенки.
– Поэтому сюда я ехал кружным путем, – закончил Ник. – Очень долгим кружным путем. Но вот я здесь. И можешь мне обещать, что если захочешь мне что-то сообщить, то скажешь прямо? Не проси астрологов сделать это, ладно? И сама не притворяйся астрологом. Так все слишком запутанно.
Жюстин хихикнула.
– Это даже не сработало, – заметила она. – Если подумать, то все мои предсказания выходили мне боком. Будь мне подругой, дерзость! И с головы до ног вооружи! Могло ли это обернуться хуже, чем обернулось?
– И все же я здесь. И мы вместе.
– Исключительно благодаря удаче, – сказала Жюстин. – Исключительно благодаря… удачному вмешательству случая. То есть, если бы ты не увидел, как бродячую собаку сбила машина, и если бы лифт не застрял так надолго, и эта девочка не начала бы цитировать тебе Шекспира, что тогда? Выбор внутри выбора внутри случая. Это все очень сложно и запутанно. Как вообще вышло, что все идет так, как должно идти?
– Я не знаю, как это работает, Жюс. Но знаю, что работает.
– А если вернуться еще дальше в прошлое… Что, если бы Блесид Джонс никогда бы не написала эту песню, или не отправилась бы в этот бар, или ее сердце не было бы разбито, или…
– Шшшшш, – шепнул Ник.
Мозг:
Жюстин:
Мозг:
Жюстин:
– С Новым Годом, Жюстин, – сказал Ник.
А потом он ее все-таки поцеловал. И она поцеловала его в ответ.
Перекресток
На западном побережье страны первый день нового года еще только начинался, когда Джоанну Джордан – проводившую новый год не одним бокалом шампанского – разбудил телефон, зазвонивший на прикроватном столике. Жара уже отправила в спальню своих разведчиков – солнечные лучи пробивались по бокам жалюзи; днем наверняка будет просто пекло.
Марк Джордан, лежащий в постели рядом с женой, что-то сонно промычал и открыл один глаз, чтобы посмотреть на часы.
– Сейчас, черт возьми, пять утра, – буркнул он, перевернулся на другой бок и зарылся головой под подушку.
В это время года одеяла были не нужны, как, впрочем, и пижамы. Одетая в тоненькую шелковую сорочку Джо села на кровати и схватила трубку. На дисплее отразился номер восточного побережья. Следуя зову материнского инстинкта, она немедленно подумала о Нике.
– Алло?
Голос на другом конце линии был женским.
– Джо? Это ты?
– Кто это? – спросила Джо.
– Это Мэнди! Мэнди Кармайкл. Милая, я знаю, что у вас еще очень рано, и я прошу прощения, но я просто…