Затем она повернулась на другую сторону кровати, туда, где Саймон Пирс, акушер, вытирал руки белым полотенцем, наблюдая за тем, как любовь связывает этих четырех людей. Эта часть всегда была его самой любимой. Пусть это и не его чудо, ему было позволено прикоснуться к нему. – Саймон! – страстно воскликнула Зейди. – Я люблю вас, Саймон. Я так сильно вас люблю.
В каком-то смысле это была правда, а в каком-то – нет.
Ну, пока нет, во всяком случае.
К тому времени, как ремонтная бригада лифтеров добралась до места по улицам ликующего города и взобралась по лестнице в оранжерею на крыше казино «Галактика», на часах было уже пять минут второго, а Ферн Эмерсон и Калеба Харкнесса давно там не было. Они были в обители Калеба – в маленькой, похожей на бочонок, моторной лодке, которую он швартовал в узком, не особо чистом морском заливчике – где Ферн начала понимать, что далеко не каждый канун Нового года приносит одни разочарования.
Пока ремонтники изучали объем работ и ныли из-за того, что им выпало работать в Новый год, Лаура Митчелл стояла в залитой неоновым светом дамской комнате на верхнем этаже казино «Галактика» и гневно набирала номер Ника Джордана, наверное, в сотый раз за вечер. В сотый раз за вечер ее звонок был переадресован на голосовую почту Ника, и, хотя это ее ничуть не удивило, однако добавило еще каплю в чашу ее гнева.
Ремонтникам потребовалось совсем немного времени, чтобы выяснить причину поломки, которая оказалась пустяковой; просто ручка метлы задела автоматический выключатель.
Когда Ник Джордан, Фиби Винтергрин и Люк Фостер почувствовали, что их лифт пришел в движение, Фиби запрыгала от радости и чуть было не кинулась к Люку с объятиями. Люк, полностью пропустивший этот момент, допивал последний глоток имбирного пива.
– Что ж, алли – чтоб ее – луйя, – сказал Ник.
Блесид Джонс стояла в середине сцены в бальном зале казино «Галактика», держа в руках свою Черную Цыганку, ее музыканты и бэк-вокалисты стояли позади привычным полукругом. Последнее отделение концерта подходило к концу, и Блесид чувствовала, как пот стекает по ее груди и оставляет пятна на платье сзади, между лопаток. Волосы от пота завились в мелкие колечки, а горло начинало побаливать, намекая на неизбежные после многочасового пения последствия. И все равно она была абсолютно счастлива. Потому что именно здесь было ее место: здесь, в свете этих софитов, на этой сцене, с этой гитарой, с сотнями людей, пришедших послушать ее песни, чье внимание она удерживала лишь силой голоса. Блесид воткнула штекер в гитару и подала знак парню за пультом, чтобы добавил Цыганке звука. Подойдя к микрофону, она заметила, как качнулась вперед толпа, приветствуя ее.
– Сейчас я спою песню, которую написала, когда мое сердце было разбито, – начала Блесид, но больше сказать ничего не успела. Этих слов хватило, чтобы толпа в зале «Галактики» взорвалась криками и свистом. – О, – сказала Блесид с наигранным изумлением. – Не кажется ли мне, что кое-кто тут очень ждал эту песню?
Крики и свист усилились, а потом зал начал скандировать.
– Вы знаете, это довольно странно, – обратилась Блесид к толпе, а затем умолкла, наслаждаясь кратким моментом могущества, позволяющего ей замолкнуть в любой момент, оставив людей напряженно ждать ее новых слов. – Это настоящее таинство. Я о том, как что-то новое приходит в нашу жизнь. Потому что слова этой песни мне подсказал один парень в баре…
Теперь она почти напевала.
– Парень, чье сердце, как и мое, было разбито вдребезги, и где бы он ни был сейчас, я хочу, чтобы он знал – мое сердце исцелилось, и я надеюсь, с его сердцем тоже все будет отлично.
Толпа ревела и стонала.
– Вы абсолютно уверены, что хотите услышать именно эту песню?
Скры-ты-е мели. Скры-ты-е мели. Скры-ты-е мели.
– Ну, хорошо.
Толпа проревела название песни в последний раз и смолкла, приготовившись слушать игру Блесид, и ее бархатно-хрипловатый голос. Пока Блесид пела, она словно возвращалась в прошлое, к шокирующей встрече с голой девушкой у холодильника, к боли, последовавшей за осознанием, что ее снова подло предали, и именно из этой боли рождалась песня.