За две минуты до конца игры, когда стало ясно, что вечные аутсайдеры финала в этом году возьмут кубок, Гек Моубри – выпивший несколько литров первоклассного эля – вскочил на ноги, вскинул кулак и зычным баритоном начал декламировать отрывок из «Атаки легкой кавалерии» А. Теннисона.
– Увянет слава ль их в веках? – пропел он. – Когда в бою неведом страх!
После финального свистка стадион превратился в штормящее море, и Жюстин показалось, что грохот аплодисментов и приветственных выкриков легко может сбить с курса вертолет телевизионщиков, кружащий над полем. А на поле победители наскакивали друг на друга, не чувствуя боли, в то время как проигравшие сидели на грязном покрытии, обняв колени, и каждый ушиб ныл вдвойне. Над стадионом гремел торжественный гимн команды-победителя, и Дэниелу, чтобы быть услышанным, пришлось наклониться поближе. Уха Жюстин коснулось его теплое дыхание.
– Может быть, сбежим и выпьем по стаканчику в тихом приятном месте?
Жюстин рассмеялась.
– Где в этом городе сегодня можно будет найти тихое место?
– Я знаю, что нам нужно.
Он схватил ее за руку, очевидно, чтобы не потерять ее в давке. Но даже когда они отошли от стадиона на приличное расстояние, пробираясь по улицам, охваченным лихорадочным весельем, Дэниел так и не выпустил ее руку. А Жюстин поняла, что по неизвестной причине не хочет ее высвобождать.
– Куда мы идем? – спросила она своего спутника.
– Зубен Эльшемали, – ответил он.
– Еще раз?
– Зубен Эльшемали, – повторил он. – Это бар-шартрез[80]
. На берегу.И Жюстин, не желая показаться невежественной, оставила следующий вопрос при себе.
Оказалось, что бар-шартрез специализировался на одноименном ликере, о котором до сегодняшнего вечера Жюстин и не подозревала, считая, что это всего лишь дурацкое название для зеленоватого оттенка желтого.
Зубен Эльшемали, действительно, расположился на берегу, на верхнем этаже складского здания, куда вела наполовину замаскированная лестница, напоминающая о временах подпольных баров. Внутри из футбольной атрибутики присутствовала лишь пара полосатых шарфов, не было огромного телеэкрана, транслирующего начавшуюся после игры вакханалию радости и слез, и впервые с тех пор, как покинули стадион, Жюстин и Дэниел не слышали, как поют песню клуба-победителя.
Довольно ожидаемо оформление бара было выдержано в цветах шартрез. Стены и стулья были окрашены в ярко-зеленый, а на диванчиках лежали подушки разнообразных его оттенков. На застекленных полках бара толпились бутылки, подпираемые другими бутылками, и жидкости в них проходили весь спектр от желтого к зеленому, а за полками висели, как решила Жюстин, пучки сушеных трав.
Дэниел заказал на пробу две крохотные рюмочки по цене, заставившей Жюстин изумленно округлить глаза.
– Пила раньше шартрез? – спросил он, когда ряд из шести шотов возник перед каждым из них.
– Насколько мне известно, нет.
– Травяной эликсир. Традиционно изготавливается французскими монахами. Говорят, что он содержит около ста тридцати различных трав, – объяснил Дэниел.
Напиток, по мнению Жюстин, был сладким, похожим на сироп и жутко крепким. Тем не менее, содержимое всех двенадцати шотов довольно быстро испарилось, пока они с Дэниелом болтали – об Александрия Парк, о ценах на жилье и приличных местах, где можно перекусить, об уходе Джереми Бирна и вождении Радослава, о
– Ну и, – спросила Жюстин, – ты скучаешь по Канберре?
– Не особо. То есть теперь там лучше, чем раньше, но это все тот же обманный город, играющий роль загона. Карантинной зоны для политиков и их прихлебателей.
– Вроде политических обозревателей?
– Эти хуже всех, – признал Дэниел с утрированно виноватой улыбкой. Они говорили о политике и музыке, о книгах и фильмах, о том, можно ли одинаково сильно любить Бронте и Остин (Жюстин сказала да, а Дэниел нет – он, по его собственному убеждению, считал Бронте эталоном). Под разговоры они выпили еще шартреза, который, для разнообразия, разбавили другим шартрезом.
– Лучше уж быть полным шартреза, чем дерьма, – заявил Дэниел, делая очередной глоток. – Вот мой девиз.
– Разве? – поддразнила Жюстин. – Я слышала, в компании политических обозревателей Канберры известен другой твой девиз, «обезоружу очарованием».
Она заметила, что самообладание Дэниела слегка пошатнулось.
– Кто тебе это сказал?
Этот кусочек информации ей в руки прилетел от Тары. Очевидно, за Дэниелом закрепилась репутация охотника, очаровывающего свою жертву, прежде чем задать особо каверзный вопрос.
– Так это правда? – настаивала она. – «Обезоружу очарованием»? Разве так ведут себя не манипуляторы?
– О, мы говорим «манипулятор»? А может, лучше «стратег»?
– Я говорю «помидор», ты говоришь «томат»?
– А если серьезно? Кто? Кто тебе такое сказал?
Жюстин рассмеялась.
– Хороший журналист не станет выдавать своих источников.
– Справедливо, – согласился он.
Затем сделал еще глоток ярко-желтого ликера и на мгновение задумался.