Табу

Когда брат с красными от гнева глазами выпалил, что Серёжа женат, земля ушла из-под ног. Меня как в прорубь окунули, лишив глотка отрезвляющего воздуха. Легкие сдулись, а мысли превратились в кашу. И без того корила себя за слабость, за крамольные мысли о счастье, доме и о возможности ощутить что-то большее, чем доселе неведанное физическое удовольствие. Лелеяла в душе огонёк, упорно пробивающийся сквозь пургу из недоверия и ледяную вьюгу, разбрасывающую остатки надежды. И стоило мне лишь согреть руки о горячие отблески света, как ушат ледяных слов и фактов снова вернул на землю.

Как могла я забыть, что рано или поздно наступает расплата? Что у всего есть своя цена, а торгаш, распространяющий счастье, зачастую не гнушается брать мзду слезами, болью или даже жизнью. Плата за любовь высока. Любовь? Я сказала любовь?

– Любовь? – пьяный окрик за спиной заставил вынырнуть из своих мыслей.

Васька не с первого раза смог закрыть деревянную входную дверь, перекрашиваемую в противный гусенично-зелёный цвет раз сто, отчего углы больше походили на рябые овалы.

– Ось, только не говори, что ты влюбилась в этого мужлана. Придумала тоже мне. Забыла, к чему любовь приводит? Нет ее, любви этой. Есть дружба, обязательства и договоренности, желательно скрепленные чуть большим, чем пара слов.

– Что ты несешь? – с нескрываемым удивлением наблюдала, как братец мечется по комнате, переставляя с места на место предметы, попадающиеся под руку: пепельница, переполненная окурками, бутылки, пустые и весьма изрядно пахнущие коробки с остатками еды, перешагивая через горы валяющейся одежды. Он делал все, только не смотрел в глаза, отворачивался, гундел себе что-то под нос, постоянно посматривая на темный экран смартфона.

Я осмотрелась, только теперь осознав, что нахожусь не в квартире, а в каком-то странном помещении. Тут не было коридора, а войдя, сразу попадаешь в просторную комнату, заваленную старой мебелью, почерневшими офисными столами, составленными друг на друга, а у окна гордо стояла старая софа, накрытая пледом странной окраски с невнятными, чуть замытыми пятнами.

– Где мы, Вась? – по коже побежали мурашки страха. Настолько была поглощена своими мыслями, что даже не поняла, куда он привез меня, просто ехала, реагируя на светофоры, тупых зевак-водил и на ленивые взмахи руки брата, указывающего путь. Совершенно машинально, бездумно. В кармане нашарила спасительную связку ключей от машины, ведь, не запрет же он меня здесь?

– Кто ты, а кто он? – продолжал Васька, отвернувшись к окну с мутными стеклами. – Шавка. Цербер на службе государевой, ему завтра скажут с балкона сигануть, он же даже не задумается! Это нелюди, мрази безвольные. Ни свободы, ни цели, ни интеллекта. Они рождены, чтобы выполнять приказы, да и только…

– А кто я? Расскажи мне, Вася, кто я такая? Что есть у меня? Свобода? Хороша же она… хочу, живу в съемной ободранной квартире на одном конце города, хочу на другом! Могу хотеть есть, могу умирать от жажды? Хочу – сижу дома, а не хочу – работаю в баре, поднося разбавленное пойло дальнобойщикам? Так? Это ты называешь свободой? Выбирать наименьшее из простых человеческих потребностей? Просто иметь возможность выбора? По-твоему, это свобода? Нет, братец. Свободу у меня забрал ты со своей матушкой. У меня был шанс на новую жизнь, а вы – моя долбанная, гнилая до глубины души семья, растоптали в пух и прах и меня, и свободу мою.

– Скоро всё изменится! Я обещаю, – брат резко обернулся, его взгляд вспыхнул яростным пламенем, а пьяная муть сменилась чем-то холодным и опасным. Я уже видела подобное, так смотрел отец, затевая новую авантюру. – Они вернут нам всё, что украли. Моисей умоется кровью, а его шестерки будут скулить, поджав хвосты. И тогда жизнь развернется. Я покажу им…

Что-то царапнуло слух, но за жаром его эмоциональной речи я не поняла, что всё это он говорил про себя… Больше всего ему было жаль себя и ту сытую, богатую жизнь, которой он лишился по мановению палочки.

– А что тут про меня? Как только ты увидишь деньги, тут же снова забудешь про сестру, и мне снова нужно будет возвращаться к жизни? Только теперь я буду ещё более растоптанная, униженная. У меня ж никого не осталось, а те, кто ещё числятся родственниками, проклянут! Боже! Какого черта я с тобой поплелась? – в этот момент мне так захотелось вернуться в ту крохотную квартирку, где я была счастлива последние месяцы. Там, где было тепло, там, где почти наверняка загнанным зверем носится мужчина, нещадно желающий уберечь меня от всего внешнего мира, кто тихо меняет резину и ненавязчиво разбрасывает деньги, не прося взамен ничего. – Как мне надоело, знаешь ли, быть вспыхивающим фениксом, и возрождаться к жизни… Нет! К существованию! Хотя, какая разница, и это мне тоже осточертело. И идеи твои мне надоели. Вы с отцом никогда не знали слова – «ХВАТИТ»! Вам всего было мало.