Тайна булгаковского «Мастера…»

Начинает всех созывать по телефону.

— Ворошилов, ты? Что делаешь? Работаешь? Всё равно от твоей работы толку никакого нет. Ну, ну, не падай там! Приходи, в оперу поедем. Будённого захвати!

— Молотов, приходи сейчас, в оперу поедем!.. Микояна бери тоже!

— Каганович, бросай свои жидовские штучки, приходи, в оперу поедем…»

Прослушав оперу, Сталин собирал соратников в аванложе:

«— Так вот, товарищи, надо устроить коллегиальное совещание. (Все садятся.) Я не люблю давить на чужие мнения, я не буду говорить, что, по‑моему, это какофония, сумбур в музыке, а попрошу товарищей высказать совершенно самостоятельно свои мнения…»

Соратники, конечно же, единогласно поддерживали вождя. А на следующее утро в «Правде» и появлялась та страшная статья…

Сталин в этом рассказе добродушен и мил. Зато его соратники беспомощны и смешны. Булгаков от души потешался над ними. И эта весёлая история об очень печальном событии рассказывалась гостям, среди которых были и стукачи «битковы».

А в это время Осип Мандельштам писал руководству Союза писателей (из Воронежа, где отбывал срок ссылки):

«Нет имени тому, что происходит со мной. Я буквально физически погибаю. Становлюсь инвалидом. Очень ослабел. Избавьте меня от бродяжничества, избавьте от неприкрытого нищенства!»

В судьбу опального поэта писательские «генералы» вмешаться не рискнули. Времена наступили слишком опасные. Ведь даже Илья Сельвинский, без устали выступавший со стихами, которые славили советскую власть и ее вождей, получил в декабре 1936 года от Главреперткома уведомление об окончательном запрещении к постановке и публикации своей пьесы «Пао‑Пао». Где уж тут хлопотать о Мандельштаме, авторе жуткого антисталинского памфлета?

С Булгакова тоже глаз не спускали. В Центральном литературном архиве сохранилась записка, датированная 25 декабря 1936 года:

«Товарищу Вишневскому

Всеволод, уезжая в отпуск, напоминаю тебе, что за тобой есть невыполненное поручение партгруппы: прочитать пьесы Булгакова „Пушкин“, „Иван Васильевич“, „Мольер“. Это поручение ты получил в половине Октября. Оно остро в связи с разговорами самого Булгакова, что, если он не нужен Советской власти, — и т. д. и т. п.

Это поручение должно быть выполнено безусловно в течение января 1937 года.

Секретарь партгруппы Правления ССП Вл. Ставский»

В который уже раз судьбу драматурга Булгакова предстояло решать Всеволоду Вишневскому.

А судьбу оперного либреттиста Булгакова решали другие ответственные лица. Запись в дневнике Е.С.Булгаковой от 27 декабря:

«Пианист Большого Театра Васильев играл „Минина“. Слушали: Керженцев, Самосуд, Боярский, Ангаров, Мутных, Городецкий, М[ихаил] А[фанасьевич] и Мелик. После — высказывания, носившие сумбурный характер.

Ангаров: А онеры нет! Городецкий: Музыка никуда не годится! Керженцев: Почему герой участвует только в начале и в конце? Почему его нет в середине онеры?.. Мне очень понравилось, что М[ихаил] А[фанасьевич] пришёл оттуда в три часа ночи в очень благодушном настроении, всё время повторял: Нет, знаешь, они мне все очень понравились… Я спрашиваю, а что же теперь будет?

По чести говорю, не знаю. По‑видимому, не пойдёт».

Запись от 29 декабря: