«Утром — сообщение в „Правде“ — Прокуратура Союза о предании суду Тухачевского, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путны и Якира по делу об измене родине.
М[ихаил] А[фанасьевич] в Большом театре на репетиции „Поднятой целины“…
Митинг после репетиции. В резолюции — требования высшей меры наказания для изменников».
А через три дня и уже негодующие писатели поместили в «Правде» свой гневный отклик:
«НКВД и товарищ Ежов раскрыли центр шпионов и мерзавцев… Писатели СССР требуют у Верховного суда расстрелять Тухачевского, Якира, Уборевича и других. В могилу им посылаем проклятия.
Вишневский, Фадеев, Вс. Иванов, Л. Леонов, Ф. Панфёров
».Аналогичное требование в тот же день поместила и «Литературная газета»:
«Не дадим житья врагам Советского Союза! Мы требуем расстрела шпионов!
Вишневский, Фадеев, Леонов, Федин, Шолохов, Толстой, Тихонов, Сурков, Безыменский, Сельвинский, Пастернак, Шагинян, Макаренко, Прокофьев, Асеев».
Военачальников, конечно же, расстреляли…
Выстрелы эти прогремели как бы совсем рядом с квартирой Булгакова. Ведь ещё не так давно (когда Елена Сергеевна была женой Шиловского) эти «враги народа» (Тухачевский, Уборевич, Корк и другие) часто бывали у них в гостях, сидели за одним столом, шутили, смеялись, спорили… Почему вслед за своими бывшими сослуживцами в тюремную камеру не угодил Евгений Шиловский, никто объяснить не мог. Обсуждать же эту тему вслух не решались…
Сегодня можно предположить, что экс‑командарм, ушедший на преподавательскую работу, видимо, просто выпал их поля зрения следователей. А подвергавшиеся жесточайшим пыткам бывшие сослуживцы о нём не вспомнили.
С врагами в ту пору разбирались быстро. Гораздо труднее было тем, кто оставался жить. Так, Илья Сельвинский, имевший уже несколько запрещённых пьес, с горечью писал 21 июня:
«Я самый настоящий неудачник, и все мои неудачи — лишь оборотная сторона моих побед… Не знаю, о чём писать дальше, за что взяться…»
А между супругами Булгаковыми разгорелся спор:
«Мы держали пари с М[ихаилом] А[фанасьевичем] третьего дня. Он говорит, что Добраницкого мы больше не увидим — не позвонит, не придёт».
22 июня 1937 года в гости к Булгаковым заглянул Ф.Н. Михальский, работник МХАТа, собиравшийся вместе с театром ехать на гастроли в Париж:
«Ну, конечно, разговор перебросился на Мишины дела. Всё тот же лейтмотив — он должен писать, не унывать. Миша сказал, что он чувствует себя, как утонувший человек — лежит на берегу, волны перекатываются через него».
Булгаков — «утонувший человек»?
Тем, кому довелось тогда общаться с ним, трудно было в это поверить. То лето выдалось очень жарким. Булгаковы чуть ли не каждый день ездили на Москва‑реку, там купались, Михаил Афанасьевич катался на байдарке. А по вечерам шли ужинать в кафе «Журналист» или в ресторан Клуба мастеров искусств. И самым жизнерадостным, самым активным участником всех этих мероприятий был Михаил Булгаков — тот самый «утонувший человек», через которого «перекатываются волны».Запись от 23 июня:
«Вечером явился Добраницкий. Я выиграла пари».
А через два дня произошла и вовсе неожиданная встреча:
«Вышли в город и тут же в Гагаринском встретили Эммануила Жуховицкого. Обрадовался, говорил, что обижен очень нами, что мы его изъяли, спрашивал, когда может опять придти? Условились на сегодняшний вечер, в десять часов…