Тайна Черной пирамиды

— Да ни в жизнь! Ни в жизнь я не променяю зеленые поля родного Арагона на страну, в которой восемь месяцев в году царствует зима, и зуб на зуб не попадает, в которой все не так, как во всем остальном цивилизованном мире, в которой все наоборот… — и, продолжая бурчать себе под нос, Мартин двинулся прочь, туда, где солдаты осторожно спускали разгруженные упряжки вниз к реке.

А Владимир лишь покачал головой и тихо произнес:

— Нет, упрямый испанский мул, ты уже променял родной Арагон на нашу заснеженную страну, пусть ты даже и себе не можешь в этом признаться, но так оно и есть.

…Вскоре собак вместе с упряжками и припасами спустили вниз к реке. Затем участники похода вновь погрузились в транспорт, после чего отряд преодолел речную преграду и оказался на другом берегу. А уже там Мартин с важным видом разложил поверх медвежьей шкуры карты местности, любезно предоставленные ему плац-майором, и принялся что-то в них изучать, измерять линейкой, чертить и делать пометки. Бестужев все это время крутился подле испанца, постоянно пытаясь заглянуть тому через плечо, но де Вилья будто нарочно, то закрывал одну часть рукой, то кидал сверху шапку, а то подымался во весь рост и загораживал начертанное широкой спиной, так что даже при всем желании, даже подпрыгнув, плац-майор так ничего и не смог разглядеть, а если и сумел, то ничего не понял. Наконец, Мартин свернул карты, и, в последний раз сверившись с компасом, определил дальнейшее направление.

И отряд вновь двинулся в путь. Вновь собачьи лапы, погружаясь в снег, засеменили вперед мимо вековечных сосен, раскачивающихся в такт ветру и тянущих свою протяжную и скрипучую песню.

А Владимир, уже слегка подустав от заснеженного пейзажа, наконец, смок достать дневник погибшего рыцаря-тамплиера, который, к слову, Бестужев возвратил ему утром, и бережно, открыв его на первой странице, перечел уже знакомые строки:

"Кто бы ты ни был: друг или враг, но знай, меня зовут Анри Санчес Лонка, я — рыцарь ордена тамплиеров и это моя история…"

И затем полностью погрузился в чтение.

* * *

Следующим утром, когда почти все в отряде еще спали, расположившись поверх саней и укутавшись, кто в шубы и овечьи тулупы, а кто и в обычные шкуры поверх ватных полушубков, Волкова бесцеремонно разбудил де Вилья.

— Просыпайся, волчонок, — потрепав Владимира по макушке, произнес Мартин. — Солнце уже давно вступило в свои права, заняв подобающее место на небесном троне, а значит, мы скоро опять отправимся в путь, так что у нас в запасе не более двух часов…

— Вот и дай мне еще поспать эти самые несколько часов, — отмахнулся молодой дворянин, вновь с головой накрываясь теплой медвежьей шкурой и погружаясь в сон.

Но провалиться в этот самый сон Владимиру так и не удалось, поскольку уже в следующую минуту испанец сдернул с него шкуру, оставив Волкова лишь в одной верхней одежде наедине с холодным сибирским утром.

— Ну… — замычал Владимир, принимая сидячую позу и спросонья протирая глаза, — что тебе от меня понадобилось, настырный испанец?

Вместо ответа Мартин одним резким движением вогнал в снег перед Владимиром саблю.

— Я наконец-то получил возможность заняться твоими навыками, дерзкий cachorro[46], - напыщенно произнес испанец. — Так что соизволь оторвать задницу от теплой шкуры и давай вспомним: чему я там тебя учил в добрые-старые годы.

Нехотя, Волков поднялся и соскочил на снег, поглядывая на мирный лагерь, на тихо стоящие упряжки, с еще дрыхнувшими на них каторжниками и солдатами, и на собак, мирно свернувшихся комочками и жавшихся друг к другу возле все еще тлеющих углей ночного костра.

— Я в очередной раз удивлен тобой, Мартин, — хватаясь за эфес сабли, и делая ей несколько движений из стороны в сторону для того, чтобы привыкнуть к клинку, произнес Владимир. — Интересно, каких лестных слов ты удостоил нашего горячо любимого майора, что он разрешил мне заиметь саблю?!.

— Да, в общем-то, это было не так уж и сложно, — усмехнулся испанец, подкручивая правый ус. — Я просто разбудил его чуть раньше, чем тебя, и поэтому он был просто вынужден на все согласиться, чтобы наконец-то вновь погрузиться в сон. Похоже, что наш кабанчик поспать любит не меньше, чем набить себе брюхо. И даже скажи я ему, что мы с тобой уходим, он бы это позволил, дай я ему поспать еще лишний час.

— Везучий же ты, старый лис, — улыбнулся Владимир. — Фортуна, как всегда, на твоей стороне…

— Ты мне это брось тут, про Фортуну, — неожиданно фыркнул Мартин. — Опять зубы заговорить хочешь, подлый мальчишка, будто я тебя не знаю, а ну живо вперед! Пошел, пошел!

Ничего другого не оставалось, и Владимир, что-то недовольно бурча под нос, поплелся в центр добротно вытоптанной за вечер полянки. Мартин двинулся следом, гордо размахивая шпагой из стороны в сторону.

Дойдя до места, которое показалось самым удобным, Владимир остановился и, скинув полушубок на свежий снег, вдруг резко развернулся. Мороз делал свое дело: последние мановения сна, будто ветром унесло. Адреналин хлынул в кровь и, вскинув саблю Волков воскликнул: