– Выйти, что ли, урезонить его?
Мама закусила губу и выглянула в окно.
– Думаю, лучше пока вообще не лезть.
Она подняла руки, потянулась и захлопнула окно – звуки сразу стали менее разборчивыми. Мама покосилась на отца, словно ожидая, что тот возразит. – Как не вовремя репортеры уехали. Такую историю пропускают.
– Нед Макговерн, устраивающий скандал на пороге чужого дома – вряд ли интересный сюжет, – ответил тот. – Оливия, тебе разве не надо делать уроки?
– Учеба только началась, – ответила я, не отрываясь от окна.
– И что?
– В первый день домашку не задают.
Пока отец был сосредоточен на моих академических успехах, тетя воспользовалась моментом и вышла за дверь. Судя по всему, она надеялась успокоить Неда Макговерна раньше, чем полиция совершит свое теперь уже ежедневное паломничество на Олкотт-Плейс.
– Джилл! Ну мы же только что об этом говорили! – мама крикнула ей вслед. – Перестань! – она беспомощно посмотрела на нас.
Сцена снаружи разворачивалась, словно фильм с выключенным звуком. Тетя подошла к Неду, который продолжал колотить в дверь, схватила его за запястье, остановив замах, и он резко повернулся к ней лицом.
На лице отца ясно читались опасения, что Нед сейчас ее ударит. Он напрягся и двинулся к двери.
Нед указал на дом Донахью, и тетя яростно помотала головой. Она потянула его за руку по направлению к машине и когда уже подвела его и открыла дверцу со стороны водителя, Нед вдруг снова начал вырываться. В этот момент в поле зрения появился мой отец, оставив входную дверь нараспашку, так что мы с мамой все слышали.
– Гэвин, не надо выходить, – невозмутимо произнес отец. – Тут все под контролем.
– Что-то не похоже! – крикнул мистер Донахью из-за двери с сеткой от насекомых.
– Прошу вас, не выходите, – умоляюще сказала тетя Джиллиан. Я хотела было шагнуть наружу, но мама твердо положила руку мне на плечо. Дверь осталось открытой, и мы вдвоем встали на пороге, следя за происходящим.
– Ты собираешься со мной судиться? Серьезно? Если не хотел покупать дом, у тебя была куча шансов отказаться – я же давал время на раздумья! – брызгал слюной Макговерн.
– Ты как-то позабыл упомянуть, что дом продается вместе со сталкером, Макговерн. Я бы сказал, что это называется сокрытием сведений!
– Ты понятия не имеешь, что наделал! Ты у меня хлеб отнимаешь! Если ты считаешь сделку недобросовестной, никаких проблем. Давайте обсуждать условия. Но возлагать на меня личную ответственность!..
– Ничего личного. – Но потом, возможно, сообразив, насколько холодно и сухо это звучит, мистер Донахью добавил: – Я лишь хочу защитить свою семью.
Это стало девизом, который он с радостью повторял всякому, кто хотел слушать. Мистер Донахью сказал это, когда тетя и мой отец запихивали Макговерна в машину, а потом эта фраза появилась в местных газетах и даже крупных журналах. В
Но чем больше внимания привлекалось к их истории, тем более уязвимыми становились Донахью. По нашей обычно тихой улице теперь постоянно ездили машины – люди приезжали своими глазами взглянуть на дом. Бен, где бы я его не встречала, был одет в толстовку с капюшоном и ходил сгорбившись и засунув руки в карманы, чтобы как можно меньше обращать на себя внимание. Люси до блеска полировала свои вступительные эссе, но устроила истерику, когда провожатый узнал ее во время ознакомительной экскурсии по университету Уэслиан. Джейни рассказала мне о подслушанной ссоре родителей. Миссис Донахью в слезах вернулась с фермерского рынка – девушка на кассе, которая встречалась с одним из старших Лэнсомов, отказалась ее обслуживать. Она перестала ходить в рестораны, потому что считала, что официанты плюют им в тарелки. «Нас все ненавидят, Гэвин», – сказала она как-то вечером, когда ей пришлось уйти из салона красоты с мокрыми волосами, потому что сотрудницы были очень враждебно настроены.
Что до самой Джейни, оказалось, что ничто так быстро не переворачивает симпатии одноклассников, как судебное разбирательство с семьей Лэнсомов. Гленнон-Хайтс не собирался позволить каким-то чужакам одержать над ним победу.
Впрочем, к Тэтчеру было не придраться. Соответствуя своей роли Хорошего Парня, он даже не менялся в лице, когда Донахью проходили мимо. И его глаза выражали спокойную доброжелательность, как и приклеенная к лицу улыбка, хотя смотрел он словно мимо них. Кару, которая неизбежно должна была пасть на головы Донахью, он доверил другим.