Тайна гибели линкора «Новороссийск»

Через 2–3 минуты вода выжала последний воздух и похоронила всех заживо… Я спустился в 15-й кубрик, расположенный на жилой палубе. Было полутемно, мерцала одинокая лампочка переноски. Вода через щели и двери поступала из 14-го кубрика, который был почти полностью затоплен. Матросы носовой аварийной партии конопатили дверь и укрепляли брусьями переборку, расположенную на 51-м шпангоуте. Они работали спокойно. Воды – по колено. Никакой паники. Слышались только команды старшины.

После осмотра бака и кубрика, несмотря на ил, я почти бежал на ют, оценивая обстановку и свои действия. Что сделал? Матросов поднял, оперативному доложил, раненых отправил в госпиталь, командира и замполита вызвал, кормовую аварийную партию перевел в нос. Они работают. Что можно и нужно сделать еще?

Свезти, хотя бы лишних, матросов на берег? Нет, не могу. В Уставе написано: «Спасать личный состав, когда невозможно спасти корабль». А что с кораблем? Большей опасности, чем взрыв, уже не может быть. Боезапас цел. Дифферент? Ну и что! Высота борта 10 м. Глубина 18 м. Илу метров 5–7. Нос может опуститься под воду приблизительно на толщину слоя ила. Корма может осесть на 2–3 метра, над водой останется достаточно. А что, если развернуть корабль перпендикулярно берегу? Сейчас этот угол менее 30 градусов. Тогда корма приблизится к берегу на половину длины, т. е. метров на 90, и будет на мели. Чем развернуть корабль? Машинами? Они горячие и скоро будут готовы к даче хода.

А что, если корабль развернуть буксиром, а затем занести концы на берег и обнести ими дом, дерево, и подтянуть шпилями? Эта мысль возникла у меня минут за 15–20 до прихода командующего флотом. В этот момент (около 01.50) к левому борту ошвартовался буксир МБ-131. Закрепили трос за барбет первой башни. Я обрадовался. Марченко выполнил мою просьбу. Аварийно-спасательная служба сработала быстро. Немного позже к кораблю прибыли другие буксиры и спасательные суда, которым было приказано ошвартоваться с правого борта в районе пробоины: ВМ-73, ВМ-74 и ПШК-37. Суда стали откачивать воду из затопленных помещений. Размеры пробоины тогда еще не были известны. Мы не знали, что через пробоину, размером около 150 квадратных метров, воды поступало значительно больше, чем успевали откачивать. Немного позже подошли спасательные суда «Карабах» и «Бештау». С ними прибыл начальник аварийно-спасательной службы флота капитан 1-го ранга Кулагин. На юте ко мне подошел командир аварийной партии одного из крейсеров капитан 2-го ранга Амбакадзе:

– Миша, что делать будем?

– Бери кормовой конец и заводи на буксир. Будем подтягивать к стенке.

На чужом корабле отдавать концы непросто. Но Амбакадзе и его люди сработали четко. Трос был быстро заведен на буксир МБ-131. Я приказал буксиру «перейти в корму».

Возможно, мое решение было не лучшим, но уверен, что и оно привело бы к успеху. Задуманный мною план я не успел осуществить. Не успел даже сделать попытку завести концы на берег, чтобы подтянуть корабль шпилями. Я уверен, что это можно было выполнить, особенно после того, как был обрезан трос на носовую бочку. Почему так думаю? Позже, принимая участие в подготовительных работах по подъему линкора «Новороссийск», я увидел геологический разрез Северной бухты с расположением затонувшего корабля. Если бы корабль был подтянут еще на три-пять метров ближе к берегу, корма не осела бы в ил, а располагалась бы на твердом материковом грунте.

Минут через 30 после взрыва, где-то около 2.00, на корабль прибыли командующий флотом Пархоменко, член Военного совета Кулаков и начальник штаба флота.

Сейчас часто думаю: задержись Пархоменко ну на полчаса – и я бы успел подтянуть линкор. Впрочем, может, это самообольщение. Машу кулаками после драки. Но шанс-то был!

Пархоменко – человек того времени… Но дело знал. Могу судить о том по многочисленным его разборам учений. После гибели линкора, дня два-три спустя, собрал нас и сказал: «Товарищи, если кто не может после всего, что произошло, служить на кораблях, вы мне скажите. Найдем место на берегу».

Это было тактично. Думаю, любой адмирал на его месте вынужден был бы поступить так же. Я нес гораздо меньшую ответственность, и то завибрировал. Доложил обстановку. Командующий приказал мне находиться при нем и направился в район взрыва. Там приказал мне определить – продолжает ли оседать нос. Я вызвал командира отделения рулевых, передал ему приказание и объяснил, как это сделать:

– Возьмите лот, опустите его до воды и держите до уровня палубы.

Вскоре старшина сообщил: «Нос продолжает оседать». Я доложил об этом комфлоту.

2.20. На «Новороссийск» прибыл начальник штаба эскадры (врио командира эскадры) контр-адмирал Никольский. Пархоменко приказал ему принять командование кораблем. После этого мы прошли в боевую рубку: Пархоменко, Никольский и я. Мне приказали найти карту Северной бухты. Я расстелил на столе карту, и адмиралы стали решать, куда буксировать подорванный линкор: к Нефтегавани, к Троицкой пристани или в Сухарную бухту (места нашего тогдашнего рассредоточения). Я не выдержал и заметил: