А в это же время сердце Ши стучало в такт копытам скачущих за сотни ли от Ханчжоу коней, несущих на себе несметное и доселе невиданное в этих землях войско молодого, необычно белокожего монгола с пронзительно-синими глазами. Ши чувствовал этот шквал энергии, он слышал их дыхание через сотни ли. Время он делил не на повороты песочных часов и не на обороты солнечных теней, а на удары о землю копыт несущейся на восток конницы. Выходя к своим отрядам, одетым в красно-зелено-серую форму, видя их немногочисленность по сравнению с тучами пустынных кочевников, он судорожно искал решение, но решения не было.
Утро встретило Темурджина на коне. Не знающий устали монгол, казалось, был одержим своей мечтой увидеть прекрасные корабли и сказочный город, о котором он так много слышал во время своих победоносных походов от купцов, идущих по Шелковому Пути. На мгновение ему показалось, что в утренней дымке он увидел своего Учителя, скачущего рядом с ним. Горло перехватило. Темурджин вспомнил слова Учителя: «В древности жил Учитель по имени Сунь — Сунь-Цзы, — он учил тогдашнего правителя воевать, написал много книг. Когда тебе трудно, вспоминай его!» И Темурджин представил себе книгу, которая говорила ему голосом Учителя:
Редколесье не замедляло движение конницы. Кони, осторожно перебирая ногами, спускались по пологому склону вниз, в долину. Лиственницы, сосны становились все реже и реже, и наконец взору Темурджина открылась спокойная гладь медленной реки, неторопливо несущей свои воды по зеленой равнине. Изумрудная зелень трав, пологие склоны с редкими лиственницами и белоснежные вершины гор на фоне ясно-синего неба с одинокими, пушистыми, причудливой формы облаками заставляли глубоко вдохнуть и расправить грудь, порождая мысли о могуществе и бессмертии. На границе теней облаков снежные вершины становились золотыми, как крыши монастырей. Казалось, сейчас забьют ритуальные барабаны, запоют колокола и сам Будда начнет утреннюю службу.
Темурджин подал знак сделать привал, не в силах оторваться от внезапно нахлынувших на него мыслей о собственном величии и одиночестве на этом, им выбранном Пути. Он хотел насладиться этим чувством легкости, простора и могущества, которое дарили ему горы. Взгляд его поймал двух уточек-мандаринок, спускающихся к реке. Вдоль реки росли желтые цветы, среди весеннего фейерверка которых не было X видно даже зелени листьев. Кое-где разлились алые пятна диких тюльпанов. Белоснежные тончайшие цветки давидии в виде одинокого лепестка с черным пятнышком напоминали ему мандалу инь-ян, когда в белом лепестке ян содержится маленькое черное зернышко инь. Это была родина его Учителя, и все здесь напоминало Темурджину о нем. Гигантская саламандра, словно мифический дракон из рассказов Учителя, ловко увернулась от конского копыта.