Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

Пусть инквизитор найдет сообщника обвиняемого или же человека, которого тот уважает и которому доверяет инквизитор, и уговорит его часто беседовать с обвиняемым и разузнавать его секреты. При необходимости пусть этот человек притворится таким же еретиком, который отрекся из страха и обо всем рассказал инквизитору. Затем, когда обвиняемый станет доверять этому посетителю, пусть тот останется вечером допоздна, скажет, что ему слишком поздно возвращаться домой и что он проведет ночь в тюрьме. Пусть поставят людей подслушивать разговоры обвиняемого, а по возможности и писца, который запишет признания еретика, к этому моменту втянутого шпионом в рассказ о своих деяниях.

Тут Пенья занимается морализаторством в пользу шпиона, подчеркивая, как тот может справиться со своей двусмысленной задачей, не вовлекаясь в ложь и ничем не запятнав нежную, чувствительную душу, которая, конечно же, должна обитать в его теле.

«Следует заметить, что шпион, изображая дружбу и пытаясь вытянуть из обвиняемого признание в преступлении, вполне может притвориться, что принадлежит к той же секте, но [обратите внимание на это предостережение] он не должен говорить этого, поскольку, сказав, совершит по меньшей мере простительный грех, а мы знаем, что его не следует совершать ни на каких основаниях».

Вот так рассуждает схолиаст. Он совершенно ясно дает понять, что человек может притвориться другом, чтобы предать другого человека смерти, и, чтобы сделать это предательство более надежным, он может даже притвориться, что придерживается тех же религиозных убеждений, – и, поступая так, он не совершает греха, даже простительного, при условии, что он не облекает свое притворство в слова. Какие же надежды возлагает казуист на слова! Именно такой аргумент мог бы применить Каиафа, однажды вечером беседуя с Иудой Искариотом в Иерусалиме.

Апологеты инквизиции очень любят тезис, что в своей судебной практике она не делала ни больше, ни меньше того, что происходило в то время в мирских судах и что если ее методы и были варварскими и если они шокируют нас сегодня, то следует помнить, что это были совершенно обычные методы судебной работы в то время. Однако в Европе XV века (каким бы полным лжи и вероломства этот век ни был) не существовало мирского суда, который не счел бы неприемлемым применение столь бесчестных и оскорбительных методов в качестве признанной, нормальной и неотъемлемой части своей работы. Сам Пенья сообщает об этом, когда находит нужным далее оправдывать эти практики именно потому, что они не использовались в гражданских судах:

Быть может, против нас выступит авторитет Аристотеля, который из глубин язычества осуждал всякое лицемерие, как и авторитет правоведов, осуждающих уловки, которыми могут пользоваться судьи, чтобы узнать правду. Но существует два вида уловок: одни используются во зло, и допускать этого нельзя; вторые же нацелены на выяснение истины, и никто не может за них винить[286].

Получив признание, было бы напрасно даровать преступнику защиту, отмечает Эймерик. «Ибо, хотя в гражданском суде признания в преступлении недостаточно без доказательств, его достаточно здесь». Причина, которую он для этого приводит, столь же лицемерна, как и любая другая в «Руководстве»: «Поскольку ересь – грех души, признание может оказаться единственно возможным доказательством». Если адвокат получал возможность защищать обвиняемого, то в статье XVI «Указаний» Торквемады мы видели, что он обязан был прекратить защиту в тот момент, когда понимал, что его клиент виновен, поскольку согласно церковному праву адвокатам запрещалось защищать еретика в любых судах, гражданских или церковных, и в любых делах, связанных с ересью или другими вопросами.

Что касается свидетелей, то к сказанному в предыдущей главе следует добавить, что инквизиция допускала в свидетели обвинения любого человека, пусть даже отлученного от церкви или еретика, при условии, что его показания говорили против обвиняемого, и при этом отказывалась допускать к защите свидетелей, которые сами были запятнаны ересью. Поскольку выступление свидетелем в защиту человека, обвиненного в ереси, могло привести к тому, что такой свидетель сам становился подозреваемым, понятно, что обвиняемому нелегко было найти людей для своей защиты.

12

Юриспруденция инквизиции. Пытки