Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

Принцип, согласно которому христианин не должен быть виновен в кровопролитии или причинении смерти своему собрату, уже неоднократно упоминался на этих страницах. Мы видели, как на самой заре христианства отказ его последователей носить оружие на службе государству привел к разногласиям с римскими властями и, будучи истолкован как неподчинение, стал одной из причин для гонений, которым христиане подвергались в I–II веках. Со временем под грузом требований нашего бренного мира христианин был вынужден отказаться от этого прекрасного и высокогуманного идеала. Вскоре он не только покинул его под давлением целесообразности, но и вовсе о нем забыл, надел одежду с нашитым крестом и с мечом в руке отправился проливать кровь тех, кто исповедовал иную веру, во имя того самого милосердного основателя, чей ученик принес в Рим великое послание о долготерпении. Но каким бы оправданным и даже необходимым ни считалось для христианина-мирянина обнажать меч, священнику по-прежнему запрещалось проливать кровь или замышлять смерть человека. А если подобный запрет налагался на священника, то он должен был касаться и суда, подконтрольного священнослужителям. Из этого следует, что для инквизитора было незаконным не только выносить смертный приговор и отправлять человека на смерть, но и принимать какое-либо участие в подобном деянии.

Это была буква закона, и, что бы ни случилось, ее нельзя было нарушать. И этого не происходило. Когда человека признавали виновным в ереси, сочтя нераскаявшимся или вновь впавшим в грех еретиком, инквизитор заботился о том, чтобы в вынесенном приговоре не содержалось ни единого слова, которое могло бы сделать его ответственным за смерть преступника. Отнюдь. Инквизиторы искренне призывали мирских судей, которым передавали обвиненного, не причинять ему никакого вреда. Однако посмотрите, как формулировали приговор по предписанию Эймерика. В нем содержатся следующие слова:

«Церковь Господа нашего больше ничего не может для тебя сделать, ибо ты уже злоупотребил ее добротой… Следовательно, мы изгоняем тебя из церкви и оставляем тебя мирскому суду, призывая его, и делая это искренне, смягчить приговор так, чтобы наказать тебя, не проливая твоей крови и не подвергая тебя риску смерти»[312]

.

Инквизиторы были до такой степени осторожны, что даже не говорили, что передают обвиняемого светским властям, ибо передача предполагает некую деятельность, а в этом вопросе они должны были сохранять совершенную пассивность. Они просто оставляли его мирскому суду. Подобно Пилату, они умывали руки. Если светские власти решали забрать жизнь еретика и сжечь его на костре, несмотря на «искреннее заступничество» инквизиции, то это было их дело. Таким образом, буква закона тщательно соблюдалась, а инквизитор в своем заступничестве за еретика демонстрировал доброту, приличествующую его священнической должности. Его совесть была совершенно спокойна. Что касается прочего, то он, конечно же, знал о существовании папской буллы Иннокентия IV, известной как «ad extirpanda», которая обязывала светские суды под страхом полного отлучения от церкви и преследования их самих как еретиков и fautores предавать смерти в течение пяти дней любого приговоренного еретика, переданного под их юрисдикцию.

Франческо Пенья советует инквизиторам стараться не забывать о заступничестве за еретика, чтобы их не сочли виновными в нарушении закона. Одновременно он поднимает интересный вопрос: может ли инквизитор примирить это заступничество со своей совестью – но не по причине притворства, которое оно за собой влекло (как вы могли подумать), а исключительно на том основании, что заступаться за еретиков строжайше запрещалось; сделать это по сути означало навлечь на себя подозрение в пособничестве еретикам, а это правонарушение каралось так же, как и сама ересь. У Пеньи не возникает трудностей с ответом. Он рассуждает так:

«В действительности не дозволяется заступничество за еретика, если оно принесло бы ему какую-либо выгоду или было бы направлено на воспрепятствование правосудию, которое полагается применить за это преступление; дозволено лишь такое заступничество, чья цель – освободить инквизитора от нарушения правил, которое он в противном случае может допустить».

Далее Пенья говорит, что после передачи еретика мирскому суду этот суд должен сам вынести ему приговор и отвести его к месту казни, позволив благочестивым людям сопровождать его, молиться за него и быть с ним рядом, пока он не отдаст богу душу. Он также напоминает инквизиторам (хотя это вряд ли было так уж необходимо), что если судьи затягивают с казнью переданного им еретика, то их следует считать fautores и подвергнуть преследованию.