Читаем Тайны лабиринтов времени полностью

Скифу-кочевнику не по себе в городе, непривычно как-то, но куда ни бросишь взгляд, он обязательно упрется во что-нибудь. В степи не так, там раздолье, она огромная и такая же, как море, безбрежная. Выглянешь из-за повозок, если в стане ночуешь, – и взгляд скользит по степи, сердцу приятно. Тревожно, когда взгляд зацепился за что-нибудь, жди беды. Вокруг стана всегда кругом ставят повозки, круг настолько велик, что внутри помещаются и скот, и люди. Повозки – хорошая защита от степных хищников, а от людей прятаться уже разучились. Соседние племена, если бы надумали напасть, то постараются сделать это не в степи, в ней незаметно даже заяц к стоянке кочевников не подберется. Скифы часто уходят в лес, там они соседствуют с теми же сарматами, вот там, конечно, может лесной народ рискнуть и напасть. С наступлением ночи воины разжигают костры, и Олгасий с удовольствием вспоминал, как когда-то вдыхал его запах.

Сарматы и скифы сидели своим кругом: дружба дружбой, а душе приятнее среди своих, родных и близких твоему сердцу. Скифские женщины прячут в повозках детишек на ночь, рядом укладываются спать сами. Никто еще ничего не знает. Мужчинам хочется повоевать, но то, что видел Олгасий, не отпускает и грызет изнутри, не дает расслабиться и осознать, что он, наконец, дома, и после стольких лет разлуки звучит родная речь и пахнет детством.

Сколько же их пришло по нашу душу? Война… Я и сам еще толком не могу осознать, почувствовать кожей свое будущее. Я бы спрятал женщин и детей, да побыстрей, думал Олгасий. Чего гадать, царь примет верное решение, и он не глупее меня. Я подошел к костру, вокруг которого сидели сарматы. Законы гостеприимства для всех святы: прикоснувшийся к очагу или испачкавшийся его сажей получает защиту всего племени.

– Мы слышали, что ты с границы с вестями?

– Персы не любят холодов.

– Зато горазды пить вино и согреваться изнутри.

Все засмеялись. Скифа и сармата споить невозможно, и не потому, что могут много выпить, а потому как не пьют. Греки, те праздников, в которые можно напиться, придумали столько, что времени на работу или войну едва хватает. Насмотрелись скифы на пьяных эллинов – они, словно свиньи. Олгасий сейчас вспомнил, как жалел греков и думал: ведь помрут, не доживут до утра, а они чуть свет – и за кувшин. Руки дрожат, вино по всему лицу стекает, пока грек жажду утолит.

У костров одни разговоры – сарматы и скифы гадали, зачем персам Скифия? Сколько ни спорили, сколько ни обсуждали – ничего так и не поняли. Пришли к выводу, что пусть царь думает, на то он и царь, а наше дело воевать, а не гадать. Постепенно все притихли и стали засыпать, только слышен далекий вой волка, да пофыркивание лошадей. В степи на волков до полуночи не обращаешь внимания, зато под утро от них не станет покоя. В лагере каждый знает свое дело, дозорные быстро с волками расправятся, даже будить никого не будут. На зорьке вся степь как на ладони, к становищу подойти незамеченным нельзя.

Первые лучи солнца разбудили меня и, прищурившись, радуясь ярким лучам и сладко потягиваясь, я размял застоявшиеся за ночь мышцы. Теперь купаться! Конь с радостью пошел к морю. На берегу еще никого не было и, потрогав ногой воду, я ощутил легкую дрожь – прохладная. Море не замерзает зимой, и, бывало, снег идет, а морской водой умоешься – и вся усталость улетела куда-то. Сегодня солнечный день, но настоящее лето еще не началось, и разве что умыться самому, да коня ополоснуть, а воздух какой – дух захватывает! Море и степь очень похожи между собой, поэтому наш народ так полюбил эти бескрайние просторы.

Примчался гонец от невров. Они живут на севере, но так же, как и сарматы, – близкие друзья скифов. Вероятно, царь собирает военный совет, и придется дожидаться его решения.

Невры обитают в лесу и большая поляна для них, наверное, редкость. Города же они и вовсе не строят. Среди племен о наших городах ходят легенды, лишь сопровождающие вождей и старейшины родов, видели наши города, вот и ходят фантастические рассказы о нас. Мы также верим в сказки о воинах соседних племен. Я знаю, что невры умеют превращаться в волков; когда нужно атаковать врага, с пронзительным волчьим воем бросаются они в атаку. Ужас! Прямо мурашки по коже. Невров у нас не любили, не раз они, дав слово, тут же нарушали его – и ищи их в дремучих лесах, могут предать или просто сбежать, не то что сарматы.

Ополоснув коня, сам окунулся в море, – и пора идти к шатру. По дороге высохли одежда и конь. На пороге шатра стоял царь.

– Корабли, чьи?

– Триеры, мой царь.

– Значит греки.

– Да, они.

– Зайди, князь. Поскачешь во Фракию, морем туда не попасть. Еще не разучился сутками в седле сидеть? У греков, небось мягкотелым стал за столько-то лет?

– Я бывал в Истре, а оттуда куда прикажешь, царь?

– Язык ойранцев знаешь?

– Знаю, и греческим владею, знаю языки сарматов, персов и римлян.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Дело Бутиных
Дело Бутиных

Что знаем мы о российских купеческих династиях? Не так уж много. А о купечестве в Сибири? И того меньше. А ведь богатство России прирастало именно Сибирью, ее грандиозными запасами леса, пушнины, золота, серебра…Роман известного сибирского писателя Оскара Хавкина посвящен истории Торгового дома братьев Бутиных, купцов первой гильдии, промышленников и первопроходцев. Директором Торгового дома был младший из братьев, Михаил Бутин, человек разносторонне образованный, уверенный, что «истинная коммерция должна нести человечеству благо и всемерное улучшение человеческих условий». Он заботился о своих рабочих, строил на приисках больницы и школы, наказывал администраторов за грубое обращение с работниками. Конечно, он быстро стал для хищной оравы сибирских купцов и промышленников «бельмом на глазу». Они боялись и ненавидели успешного конкурента и только ждали удобного момента, чтобы разделаться с ним. И дождались!..

Оскар Адольфович Хавкин

Проза / Историческая проза