С самого пробуждения султана терзала смутная тревога, он мучился ощущением предстоящей опасности. Но в чем заключаются его страхи? И эта болезненная дрожь в теле… Султан, несмотря на жару, зяб от холода или еще от чего-нибудь, у него стучали зубы – и этот нервный стук раздражал его и злил. Султан думал, что это связано с предутренним кошмарным сном, мучившим его в последние месяцы, но он никак не мог запомнить этот проклятый сон, а может, это знак свыше, кто знает.
Тело его дрожит, словно в лихорадке, а ум отказывается подчиняться. Мухаммад ни за что на свете не показал бы свое состояние придворным, а уж воинам, так просто, не имел права демонстрировать свою слабость и немощь тела. Пытаясь найти ответ, он всматривался в лица охранников, но они лишь светились обычным подобострастием. Стремясь уйти от навязчивых мыслей, он приказал облачить себя в одежду сипаха, в которой любил появляться неузнанным на людях, и через черный ход ушел на улицу.
Султан знал, что людям нет дела до того, что лично их не касается и не затрагивает; но ничего, он заставит этих насекомых, его подданных, жить его, султана, желаниями и помыслами.
Мухаммад жаждал всевластия и славы, богатства и беспредельной жажды вершить судьбы не только людей, но и народов, стран, континентов, а может, и всей планеты. Долго шел он к своей мечте через подкуп, лесть, садизм, способность унижать и смеяться над покалеченными и слабыми. С немыслимой жестокостью он уничтожал собственный народ и особенно тех, кто помогал ему добраться до трона; дураки, они думали, что стали его друзьями. Глупые единоверцы, товарищи по борьбе, по замыслам… Он превращал их в грязь, в ничто. Сегодня он султан, он всемогущ, но как ему невыносимо холодно. Для укрепления своей власти он объявил, что будет платить деньги за доносы на врагов его власти, на инакомыслящих, не согласных с его решением. Деньги он обещал за доносы, надо сказать, для обычных людей огромные. Ему всюду мерещились враги, а измена подстерегает на каждом шагу.
Публичные казни с отрубанием голов и выставлением этих голов на всеобщее обозрение в людных местах приведет к повиновению уже почти затравленный им самим, собственный народ. Мухаммад понимал, что такая жизнь уничтожает дух и плоть собственного народа, но уже не мог остановиться. Величие и грандиозность замыслов султана должны поражать воображение его народа, внушать веру в него, как в бога, и, не обдумывая, подчиняться всем его приказам и прихотям. Он вождь, ведущий свой народ к сверкающим высотам, он заботится о своем народе, и неважно, что народ этот ненавидит своего султана, главное, чтобы боялся.
Мухаммад остановился, и охранники замерли рядом с ним, как вкопанные. Давно пора кончать с этим христианством, расширить границы государства и отобрать земли у слабых князей, королей, императоров и объявить их исконными землями османов, дескать, они всегда были нашими, только случайность, глупая и непредвиденная, привела к потере этих земель предками великих османов; пусть только попробуют сказать, что это не так. Византия, Русь, Болгария, да все страны Причерноморья будут его. Мухаммад поставит крепости, которые помешают свободному передвижению по морю кораблей, а значит, он сможет лишить эти государства торговли, еды, изолирует их жизнь и подчинит себе. Дикое Поле уже мое, а татары, в сравнении с нами, слабы и ничтожны. Они подобны выпущенной стреле, но воин никогда не думает и не вспоминает о ней, а просто следит, попала ли в цель.
От дикой и необузданной ярости у Мухаммада потемнело в глазах, грудь распирало тяжелое дыхание, кровь толчками била в ломящие от боли виски – и ему захотелось завыть. Султан выл: от ужаса, наполняющего его сознание; от воздуха, воняющего падалью; от света, залитого кровью. Припадок прошел, султан лежал на спине и смотрел в голубое небо. Охранники не решились обтереть его рот от пены. Одежда султана была в грязи, а вокруг – мертвая тишина, даже птицы перестали петь.
– Значит, этот мелкий князек Константин, посаженный на трон моим отцом, требует объяснений? Что ж, вскоре этот император узнает, зачем мне понадобилось возводить крепости у моря. Разгоните всех и поднимите меня, уходим во дворец, – купец замолчал и, выпив вина, продолжил свой рассказ, – Крымский полуостров по окружности занимает 776 миль, на этом месте будет править Ширин-бей, он из рода чингизидов. Под рукой хана почти весь остров, кроме четырех предполагаемых городов, в которых будут сидеть наместники султана. У татарина сорок тысяч боеспособных конных татар. У Ширин-бея триста мурз и еще один бей-Гази Кай, у этого – еще двадцать тысяч воинов с саадаками в полном вооружении и броневых шлемах, под этим ханом сто сорок мурз,
В Крыму 1600 деревень, в них проживает еще сто тысяч воинов. Османы платят татарам деньги за каждый набег на славян, такие деньги османы называют сапожными, но турки не в накладе; все вложенные средства окупятся в десятки раз за счет рабов, проданных на рынках Европы и Крыма.